среди своих сестер. При помощи друга-звездочета Иван Быкович  возвращает  ее
назад: "Сорвалась звездочка с своего места, быстро покатилась по небу, упала
на корабль и обернулась Царицею Золотые Кудри".
   В ряде сказочных вариантов Иван Быкович именуется Иваном Коровьим  Сыном,
что не только соответствует действительной сюжетной  канве,  но  и  отражает
определенную стадию социально-экономического  быта  русского  народа,  когда
корова-кормилица сравнивается по своему значению с  тягловым  быком,  а  при
замене последнего конем вообще выдвигается на передний план. Как и во многих
мифологических и архаических религиозных системах, корова у славян -  символ
плодородия, изобилия и благоденствия, а бык - символ могущества и богатства.
Традиция возвеличивания  образа  коровы,  восходящая  и  к  древнеегипетской
мифологии, и к ведийской, а затем и индуистской религии, где корова  до  сих
пор священное животное, - эта традиция  закрепилась  и  в  русском  народном
миросозерцании и сохранилась вплоть до нынешних времен, оказав, в частности,
воздействие на творчество новокрестьянских поэтов - С.Есенина и Н.Клюева.
   Древний, в основе своей доиндоевропейский, образ  тотемной  коровы  и  ее
небесно-космических атрибутов пронизывает весь русский сказочный фольклор. В
концентрированной   форме   он    отразился    в    известной    сказке    о
Крошечке-Хаврошечке - шедевре устного народного творчества из афанасьевского
Cборника. Чудесная корова  -  помощница  преследуемой  девушки  -  гибнет  в
результате злых  козней,  из  ее  костей  (вариант  -  из  кишок)  вырастает
волшебная яблоня с серебряными ветвями и золотыми листьями (в русской сказке
лишь в этом отдаленный намек  на  космические  цвета  -  солнечно-золотой  и
серебряно-лунный).
   Зато совершенно недвусмысленные космические реминисценции  обнаруживаются
в таком же сюжете о волшебной корове (в  вариантах  -  быка)  в  белорусской
сказке, записанной в прошлом веке в Витебской губернии Е.Р.Романовым. Сказка
интересна редким в славянском фольклоре  нюансом:  отец  после  смерти  жены
пытается жениться на собственной дочери. Но мать из могилы  советует  дочери
выдвинуть условие: пусть отец сперва справит платье "как на небе звезды, как
на небе месяц" (вот они космические  реминисценции!).  Второе  условие  тоже
связано с Космосом: отец обязан был справить повозку и коней, как  звезды  и
как месяц. По счастью, кровосмесительства не произошло - да  такое  с  точки
зрения позитивной народной морали, закреплявшейся в фольклоре,  и  не  могло
случиться (что вообще-то не исключало случаев инцеста). По третьему условию,
выдвинутому сиротой по совету матери (из могилы), отец  должен  жениться  на
вдове с тремя дочерями (в популярном варианте  -  Одноглазка,  Двухглазка  и
Трехглазка). Дальше  сюжет  разворачивается  по  знакомой  схеме:  мачеха  с
дочерями пытается извести  падчерицу,  но  той  помогает  волшебная  Коровка
Буренька. Когда мачеха с помощью дочерей  выследила  Корову,  она  велит  ее
зарезать.  Но  падчерица,  по  совету  матери,  находит  зернышко  в  кишках
зарезанной коровы, сажает, и из него вырастает яблоня - одно яблоко золотое,
другое серебряное, которые никому не даются (золото и серебро здесь,  как  и
полагается, олицетворяют Солнце и Луну). Да и падчерица между тем продолжает
разъезжать в платье, как звезды и месяц на небе, и  в  такой  же  повозке  с
конями. (Здесь, несомненно, смутное воспоминание  о  космических  колесницах
древнеарийских богов, сохраненное в народном сознании и  фольклоре.)  Увидал
ее в таком виде царский сын и  влюбился.  Падчерица  пытается  скрыться,  но
царевич разливает на ее пути растопленную  смолу,  в  которой  увязает  один
башмачок. Его стали примерять девушкам по всему  царству,  при  этом  мачеха
подсекла пальцы своим дочерям, а  падчерицу  спрятала  под  корыто.  Царевич
находит свою суженую и женится на ней. Казалось бы, все - но  нет.  Когда  у
молодой царицы  родился  ребенок,  мачеха  превратила  падчерицу  в  лису  и
подменила собственной дочерью.  В  конце  концов  обман  разоблачается:  муж
увидел, как лиса сбрасывает шкуру, чтобы  покормить  своего  ребенка.  Шкура
сжигается,  и  наступает  неотвратимое  возмездие:  мачеху  и  ее   дочь   -
царицу-самозванку привязывают к конским хвостам и пускают в чисто поле.
   Напрашивается параллель между  русским  понятием  "корова"  во  всех  его
мифологических и обрядовых смыслах, с одной стороны, и,  с  другой  стороны,
одним из имен греческой Персефоны (римской Прозерпины) -  Богини  Подземного
царства, дочери Зевса и Деметры, у которой ее когда-то похитил Аид и  сделал
своей супругой (рис.163). Второе, не  менее  известное  имя  (даже,  скорее,
прозвище)  Персефоны  -  Кора,  что  дословно  означает  "девушка",  "дева",
"девственница". Здесь напрашивается прямая аналогия с  нарицательным  именем
русской невесты - "корова" и первоначальным смыслом имени греческой  Коры  -
"дева-девственница".  Оба   слова   оказываются   близкими   по   смыслу   и
этимологически родственными.
   Рудименты древнего поклонения Быку и Корове сохранялись в  народе  вплоть
до ХХ века. Исследователи русского фольклора Б.М. и Ю.М.Соколовы сообщили  в
Предисловии к своему сборнику "Сказки и песни Белозерского края" (Пг., 1915)
о  бытующем  среди  новгородских  крестьян  языческих  обычаях.  В  храмовый
праздник 8 сентября и церкви села Пречистого крестьяне приводят  "обещанный"
скот.  На  паперти,  в  особо  для  этого  устроенном  месте,  одного   быка
торжественно закалывают; мясо варят и тут же  угощают  им  нищую  братию.  С
поправками на время здесь  несомненный  отголосок  того  самого  древнейшего
обряда, о котором упоминается в известной  присказке:  "На  Море-океане,  на
острове Буяне  -  стоит  дуб  зеленый,  под  ним  бык  печеный,  в  нем  нож
точеный..."
   Корни же данного обряда  уходят  в  доиндоевропейскую  и  индоевропейскую
древность,  когда  Бог-громовержец  (Индра,   Зевс,   Юпитер,   Перун)   или
отождествлялся в какой-либо своей ипостаси  с  быком,  или  же  очень  тесно
привязывался к корове-бычьим мифологическим  сюжетам,  а  ритуал  во  многом
сводился к принесению соответствующей жертвы.
   Точно так же в  честь  Бога-громовержца  приносились  в  жертву  быки  на
Русском Севере. Еще в конце прошлого века  среди  крестьян  Олонецкого  края
бытовал обряд жертвоприношения  быка,  подробно  описанный  Е.В.Барсовым.  В
урочный час приводили к церкви одного или нескольких "завиченных" (заветных)
быков. Если жертвенных животных было несколько, то бросали жребий,  кому  из
них быть первым. Хозяин избранного быка, получив  благословение  священника,
отрезал у жертвы кончик правого уха и передавал его в  часовню.  Затем  быка
отводили на поварню, убивали, разрубали и варили большими кусками (от 4 до 8
фунтов), при этом мясо прикрепляли к краям котла ивовыми прутьями. Голову  и
бульон отдавали  нищим,  а  правую  заднюю  ногу  на  причет  церковный.  По
окончании вечерни или обедни священник  с  причетниками  освящал  жертву,  и
народ тотчас же бросался делить Ильинскую жертву.  Поделив  Ильинское  мясо,
все отправлялись на луг, где устраивалась общая трапеза. Кости сохранялись -
они считались приносящими счастье и увеличивающими (утраивающими) богатство.
В описанном обряде причудливо переплелись и ужились языческие и православные
обычаи.
   Подобные  жертвоприношения  -  и  не  одних  только  быков  -  в  прошлом