многократно описывались в русской литературе, локализовываясь в  основном  в
северных  областях.  Совсем  не  случайно,  что  жертвенный  обряд  с  быком
перемежевывался  при  этом  с   жертвоприношением   оленя.   Это   наверняка
объясняется особенностями тотемных предпочтений на разных  стадиях  развития
протославянских и индоевропейских этносов. Вполне естественно  предположить,
что культ дикого оленя предшествовал  культу  одомашненного  быка  (коровы).
Логика  же  тотемной  памяти  иррациональна:  в  преемственном  коллективном
сознании сменявших друг друга поколений два древних тотемных символа - олень
и бык - слились в единый образ тура-оленя: еще совсем недавно в  южнорусском
фольклоре жива была песня про "дивное зверье тура-оленя".
   Любопытно также, что  в  древнерусском  языке  долгое  время  сохранялась
архаичная  вокализация  слова  "олень"  -  "елень",  в   котором   явственно
просматривается  его  происхождение  от  слова  "ель",  "елка"  (получается:
"елень" - это ельниковый зверь, то есть тот, что живет среди елей). Из этого
же  лексического  гнезда  вышли  исконно  русские  слова  "елань"   ("лесная
прогалина" или "луговая равнина") и образованное от первого - "лань" ("дикая
коза").
   Память  о  тотемном  праиндоевропейском  и  постиндоевропейском   прошлом
явственно просвечивается в былине "Два тура и  турица".  Удивительно  также,
что сохранилась она и была записана в  конце  прошлого  века  среди  терских
казаков. Содержание этой редкой былины на первый взгляд самое что ни на есть
приземленное: подгулявшие  накануне  казаки  вышли  поутру  опохмелиться  за
городскую стену и вдруг увидели двух  золоторогих  туров.  Здесь  в  бытовую
часть  повествования  вклинивается  архаично-сказочная  вставка,  в  которой
рассказывается, как два тотемно-ритуальных  быка  (откуда  их  златорогость)
плывут к гиперборейскому Острову Буяну:

   Да бежали туры во сине море,
   Да спускались туры в море по брюхо,
   Забивали туры морду по уши,
   Достовали туры ключевой воды;
   А напившись туры в море поплыли.
   Переплывши туры Океан-море,
   Переплывали туры на Буян-остров,
   Там встречала их родная матушка,
   Молодая турица златорогая,
   Златорогая да одношерстная...

   Сюжет о двух турах и турицах златорогих известен и в северных  записях  -
и, в частности, во вступлении  к  одному  из  вариантов  былины  о  богатыре
Василии Игнатиевиче и  Батыге.  Но  в  записи  А.Ф.Гильфердинга  отсутствует
наиболее древний и интересный мотив, связанный с Островом Буяном.
   Космическая  же  атрибутика  быков-оленей  ("быков"  -  в  данном  случае
"самцов") легко обнаруживается,  к  примеру,  в  двух  славянских  песнях  -
болгарской и русской,  -  где  привязка  к  устойчивым  астральным  символам
оказывается практически идентичной. В болгарской песне:

   Сделал его Бог оленем
   с ясным Солнцем на челе,
   с месяцем на груди,
   с частыми звездами по телу.

   В  русской  вятской  свадебной  песне,  сохранившейся  в  дореволюционном
архиве:

   Ой, был я у Дуная на бережке...
   пил олень воду, а сам взыграл...
   ой, на правом бедре млад светел месяц,
   ой, на левом бедре красное солнышко,
   ой, насупротив оленя заря утренняя,
   ой, по оленю частые звезды.


      
   Конь.
   Почти  все  волшебные  функции  коня  удачно  соединены  в   классической
литературной сказке  Петра  Павловича  Ершова  "Конек-горбунок",  бережно  и
скрупулезно использовавшего образы русского фольклора.  Два  небывалых  коня
золотогривых, их мать - волшебная кобылица, умчавшая Иванушку к  поднебесью,
и, наконец, чудесный Конек-горбунок, уносящий своего хозяина еще дальше -  к
небесным светилам.
   Здесь сконцентрированы древние,  восходящие  к  гиперборейским  временам,
верования о космической предназначенности коня. В  индоевропейской  традиции
Бог Солнца неотделим от солнечных коней или солнечной колесницы, на  которой
он ежедневно объезжает  небо  с  Востока  на  Запад.  Гимны  Ригведы  славят
солнечного Бога Сурью:

   Запряг (Сурья) семь чистых
   Дочерей колесницы солнца.
   На них, самозапрягающихся, ездит он (1, 50, 9).
   ................................
   Благодатные рыжие кобылицы Сурьи,
   Яркие, пестрые, вызывающие восторг,
   Достойные поклонения, поднялись на спину неба.
   В один день они объезжают небо и землю (1, 115, 3).

   В современном литературном переводе гимны Ригведы,  обращенные  к  Сурье,
звучат так:

   ...Семь кобылиц по крутым небесам влекут твою колесницу,
   Пламенновласый ты тьму сжигаешь радостно и легко,
   И все, что дышит, видит и слышит, к свету - к тебе стремится,
   О славный Сурья, о наш Солнцебог, о Видящий далеко! ...

   Конь в Ригведе представляется рожденным из океана с крыльями  сокола  или
вытесанным Богом из Солнца (1, 163, 1-2).
   Древним индийцам вторили древние иранцы:
   Мы молимся Солнцу,