космического  миропредставления  слышатся  в  исконно  народном
понятии "ясочка" -- звездочка.
     Имелись  и другие Божества, чьи светозарные функции ставят
их в один ряд Светобогов. Их  соподчинение  в  настоящее  время
установить   трудно.   Однако   нетрудно  доказать,  что  такие
древнерусские и общеславянские боги, как "Дый"  (упоминается  в
"Хождении  Богородицы  по  мукам)  и  Див  из  "Слова  о  полку
Игореве", этимологически восходят к имени древнеиндийского Бога
неба Дьяуста (dy-aus -- "день", "сияющее дневное небо").
     В    древнерусских    мифологических     и     фольклорных
представлениях  известную  роль  играла  такая женская ипостась
светлого Дня, как утренняя заря  (и  звезда  --  одновременно),
Денница.  Известно  также понимание Денницы как падающей
звезды (именно звезды, поскольку  представление,  и  тем  более
правильное  истолкование  явления метеоритов, относится к более
позднему времени). Так, в сборнике XV века "О земном устроении"
имеется отдельная  глава  "О  денницах",  описывающая  падающие
звезды, истолкованные как обломки небесного огня. Как и древнее
"солонь",  образ Денницы характеризует космическое животворящее
начало, заключенное в свете, олицетворением которого  выступает
брачная   пара   День   и  Денница  (Свет  околоземный  и  Свет
космический). Но скорее всего, если восходить  к  праславянским
общеарийским   верованиям,  все  космические  явления  (включая
землю,   воду,   небо,    огонь)    можно    представить    как
самозарождающиеся  из  света.  Вячеслав  Иванов  считал Денницу
мифологическим существом мужского рода  и  отождествлял  его  с
христианским  и  дохристианским Люцефером -- одной из ипостасей
Дьявола,  однако  дословно  означавшем  "Носитель  света"  (его
сотканную   из  противоречий  суть  искателя  истины  гениально
раскрыл Байрон в мистерии "Каин"). По Вяч. Иванову, Денница  --
фосфорически   светящийся   дух   --  первомятежник,  внушающий
человеку  гордую  мечту  богоравного  бытия;  это   тот   самый
"печальный  демон  --  дух изгнанья", который "сиял" Лермонтову
"волшебно-сладкой красотою"23.
     В русском мировоззрении  почитание  женского  космического
начала в форме Девы (рис. 100) имеет длительную историю:
от   сказочных   Птицедев  до  Пречистой  Девы  --  светлого  и
светоносного  Божества,  впоследствии  растворенного  в  культе
Богородицы  --  хранительницы и покровительницы Руси, избравшей
Россию своим последним домом. Имя  Дева  не  могло  не  быть  в
центре   мифологического  и  религиозного  притяжения  хотя  бы
потому, что оно --  одно  из  древнейших  и  важнейших  понятий
индоевропейской  культуры.  Как  известно,  в санскрите devб
означает  "Бог",  "жрец";  "владыка",  "царь",   а   также:
"небесный",  "божественный". Соответственно dev-i -- это
"Богиня".
     Отголоски такого небесно-божественного смысла  сохранились
в  однокоренных словах и словосочетаниях "диво", "диво дивное".
Див -- одно  из  древнерусских  мифологических  существ,
действует  как персонаж в "Слове о полку Игореве", предупреждая
русских воинов об  опасности  и  одновременно  предрекая  беду.
Кроме  того,  в  древнерусской  мифологии было известно женское
божество -- Дива. Итак, Дева в широком смысле -- великий
охранительный  и  вдохновляющий  символ  русского   народа.   В
древнерусском     миропредставлении     в     соответствии    с
индоевропейской  и  общемировой  традицией  Пречистая  Дева  --
воплощение  вселенского  и  солнечного  света  одновременно: "И
явилось на небе великое знамение -- жена, облеченная в  солнце,
под  ногами  ее  луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд"
(Откровение святого Иоанна Богослова, 12, 1).
     Ближайшая  стихия,  родственная  свету,  --  огонь.
Элементарный  опыт свидетельствует: свет бывает без огня, огонь
без света -- никогда. Следовательно,  свет  обладает  некоторой
самостоятельной  сущностью,  хотя и предполагает обычно наличие
какого-либо источника; чаще всего им выступает огонь. Отсюда  и
древние  мифологические  представления  о  космическом огне: он
тесно взаимосвязан с космическим светом, но не обязательно  ему
предшествует. Иногда и тот и другой выступают как тождественные
начала.    В    позднейшем   миропредставлении   под   влиянием
христианской эсхатологии  космический  огонь  изменил  объем  и
содержание своего понятия: он переместился в преисподню и начал
носить   в   основном  устрашающую  функцию  "геены  огненной",
ожидающей грешников в аду.
     Слово "огонь" ("огнь") родственно  имени  древнеиндийского
Бога   огня   Агни  (agnн  --  "огонь").  В  Ригведе  --
древнейшем своде обрядовой поэзии -- значительная часть  гимнов
посвящена  Богу огня -- Агни. Почему -- догадаться не трудно. В
нелегких и некомфортных условиях  переселенческой  жизни  огонь
(особенно  по ночам) оставался той рукотворной стихией, которая
давала  тепло,  свет,  защиту  от  диких  животных  и  жар  для
приготовления   пищи.   Огонь   же   был   и  стихией,  имевшей
нерукотворное происхождение (молнии и другие небесные  явления,
лесные  и  степные  пожары,  вулканическая  лава  и т.д.). Ни в
первом,  ни  во  втором  случае  не   требовалось   специальных
скульптурных  или  живописных  изображений  огня,  поскольку он
всегда был рядом перед глазами. Лишь впоследствии,  когда  одно
из  арийских  племен  завоевало Индостан, подчинив аборигенов и
создав   в   условиях   оседлого   образа   жизни    уникальную
древнеиндийскую    культуру,   --   появилась   возможность   и
необходимость воссоздавать образ  Бога  огня  --  Агни  в  виде
скульптурных изваяний.
     В  древнерусском  языке  имеется еще одно название огня --
"крес".  Корень  сохранился  в  слове  "кресало"  (вышедшее  из
употребления  приспособление  для  добывания  огня),  а также в
серии  понятий:  "красный",  "краса",  "красивый",   "красота",
"прекрасный",   "краска".   С   существительным   "крес"  тесно
взаимосвязан  глагол  "кресать"   или   "кресить",   означающий
одновременно:   "высекать   огонь"  и  "воскресать  (оживать)".
"Игорева храброго полку не кресити",  --  трагически  заключает
безымянный  автор "Слова о полку Игореве". Нетрудно истолковать