напряженного труда. У руководителя предприятия  такого  времени  нет,  да  и
голова редко бывает свежей.
   Складывалось впечатление, что Челомей диктовал в своем  КБ  не  только  в
организационном плане, но и в  выборе  целей,  и  в  конкретных  технических
решениях. Это приводило к тому, что хотя в деталях все  было,  как  правило,
качественно проработано, но в  сердцевине,  в  центральной  идее,  неизменно
обнаруживалась гнильца. Например, в хорошо сконструированной ракете "Протон"
был  принципиальнейший  изъян  -  применены  недопустимые,  с  точки  зрения
экологии и здоровья стартовой команды  и  экипажа,  токсичные,  по  существу
ядовитые,  компоненты   топлива.   Военные   это   решение   с   энтузиазмом
поддерживали: их  устраивало,  что  при  нормальной  температуре  компоненты
топлива находились в  жидком  состоянии  и  при  их  хранении  не  возникало
проблем, чего не скажешь об использовании жидкого кислорода  или  тем  более
жидкого  водорода,  которые  кипят  и  испаряются  даже  при   отрицательных
температурах. Но прошли годы, и военные вдруг стали переходить в этом старом
споре  на  нашу  сторону  (как  и  Глушко).  С  годами   обнаружилось,   что
использование высококипящих  токсичных  компонентов  для  ракет  приводит  к
появлению опасных профессиональных заболеваний среди военного обслуживающего
персонала и местных жителей в районах  стартов  и  падений  первых  ступеней
ракет.
   Или другой пример. В его проекте орбитальной  станции  было  удивительное
решение: размеры орбитальной станции и корабля снабжения были одинаковы! Как
если бы размеры океанского корабля и портового катера для  перевозки  грузов
от берега к стоящему на рейде кораблю были равны!  Понятно,  почему  Челомей
принял такое нелепое решение: другого носителя у него не было.
   Или, например, сама цель военной орбитальной стации? Вести  разведку?  Но
даже  если  вооружить  человека  на  орбите  супербиноклем   со   стократным
увеличением, что он сможет заметить и понять в пробегающей мимо его глаз  со
скоростью восемь километров в секунду картине? Но хозяину  в  его  владениях
все дозволено, даже нелепые идеи.
   По  характеру  подобных  решений  угадывалось  его   ощущение   некоторой
высокомерной вседозволенности в своем КБ: "ваше дело делать как  приказано".
Вообще  несколько  удивлял  бурный  рост  его  организации:  "проглотил"  КБ
Мясищева, крупный авиационный завод в Москве, еще...  еще...  Как  он  этого
добивался? Этих заводов ведь он "не зарабатывал". Он их получал под обещания
или подо что-то другое.
   Много было в тогдашней тоталитарной системе  умелых,  успешно  плавающих.
Вспоминаю один эпизод, который свидетельствует, что способы  выживания  были
самые  разные.  При  распределении  выпускников   Московского   авиационного
института, Московского высшего  технического  училища  или  какого-либо  еще
института в конце пятидесятых - начале шестидесятых годов  от  нас  ездил  в
вузы Шустин, выясняя, кто из выпускников потолковее, разговаривал с  ними  и
агитировал подающих надежды идти к нам. Однажды, вернувшись после  очередной
такой поездки, он рассказал смеясь: "Ничего у меня не вышло.  Хотел  утянуть
Сергея Хрущева - он же кончает в этом году. Куда нам наивным: его уже "увел"
Челомей!" И наивный Сергей Никитович Хрущев успешно начал карьеру в его  КБ,
а Челомей (думаю, за его спиной) получал под это имя завод за заводом, новые
и новые заказы. Но как только Никиту Хрущева сняли, Челомей чуть ли не сразу
уволил его сына. Рассказывали, что он  утверждал,  будто  "Сергей  связывал"
его,  "мешал  работать".  Тут  же  открестился!  Так  или   иначе,   Брежнев
поддерживал Челомея как при Хрущеве (тогда в Политбюро  он  "опекал"  "новую
технику"), так и во время собственного царствования.
   Опасения Бушуева по поводу орбитальных станций были небезосновательны. Но
в начале декабря 1969 года, когда Мишин был  где-то  на  юге  в  отпуске,  а
Челомей то ли отдыхал,  то  ли  лечился  в  Барвихе,  я,  посоветовавшись  с
Чертоком, 5 декабря 1969 года позвонил Устинову и напросился  на  прием.  Он
предложил заехать вечером, часам к пяти.
   Поначалу при разговоре присутствовали только  Б.А.  Строгонов  (начальник
сектора оборонного отдела ЦК, который курировал ракетные и космические дела)
и Илларионов (помощник Устинова). Я рассказал, что мы  предлагаем  взять  за
основу бортовые системы "Союза", цилиндрическую часть корпуса от орбитальной
станции Челомея, двигательную установку,  солнечные  батареи  и  стыковочный
узел (с доработкой в части прямого перехода экипажа из корабля  на  станцию)
также от корабля "Союз"  и  в  короткие  сроки,  примерно  за  год,  создать
орбитальную станцию.
   Устинов усвоил основную идею: и станция будет быстро создана,  и  Челомей
получит по мозгам! Последнее мне стало  понятно  потом.  Устинову  очень  не
нравилось в Челомее то, что он "выходил" на более высокое начальство  "мимо"
него. А кому это может нравиться? Устинов тут же пригласил к  себе  Келдыша,
Смирнова и С.А. Афанасьева, в ту пору министра общего  машиностроения.  Хотя
был уже вечер,  они  явились  неожиданно  быстро,  минут  через  двадцать  -
тридцать. Обсуждение длилось довольно долго. Устинов и остальные  решительно
поддержали идею и предложили  мне  подготовить  официальные,  изложенные  на
бумаге  основные  положения  по  созданию  орбитальной  станции.  Наутро   я
рассказал о своем демарше Бушуеву. Ему  это  не  понравилось.  Но  было  уже
поздно. В темпе мы начали подготовку технического отчета с предложениями  по
созданию первой долговременной орбитальной станции - ДОС. Кажется, до  этого
времени  парочку  состыкованных  кораблей  помпезно  объявляли   орбитальной
станцией, поэтому настоящую орбитальную станцию пришлось "подать" по-новому:
антуражу в нашем виртуальном государстве придавалось весьма важное значение,
и нельзя было уйти от этой национальной особенности.
   Примерно 25 декабря мы опять собрались у  Устинова,  но  уже  с  участием
Мишина и с подготовленными в виде  отчета  предложениями.  Мишин  готов  был
объединиться со своим неприятелем Челомеем и укокошить меня  где-нибудь  тут
же, в темном углу. Но дело остановить им не удалось, оно пошло.  Работы  над
конструкторской  документацией  (корпус,  установка   приборов,   механизмы,
отработка) поручили филевскому филиалу КБ  Челомея,  работавшему  тогда  под
руководством Виктора Бугайского. Этот филиал впоследствии  стал  независимой
организацией - КБ "Салют". Коллектив конструкторов филиала, можно сказать, с
воодушевлением воспринял наше предложение удрать от Челомея.  После  первого
разговора с Устиновым о ДОС  я  съездил  в  филевское  КБ  и,  к  удивлению,
обнаружил целую компанию союзников: по-видимому, ребята  из  ЦК  уже  успели
поработать. Возможно, филевцев и агитировать было не нужно: для них  Челомей
являлся  захватчиком,  превратившим  знаменитое  авиационное  КБ  в   филиал
какой-то хилой "фирмы".
   Филевское КБ и завод Хруничева  приняли  активное  участие  в  разработке
документации и создании ДОС,  а  впоследствии  и  станции  "Мир",  по  нашим
проектным исходным данным и электрическим схемам, и внесли выдающийся  вклад
в нашу общую работу. Естественное желание конструкторов  -  заняться  чистой
работой и  желание  Бугайского  -  сбежать  от  своего  любимого  начальника