Герман Титов тоже был (и, наверное, сейчас) в принципе неглуп, но  внешне
производил впечатление любующегося собою человека в роли героя. Но он  то  и
дело попадал в какие-то дурацкие истории. Однажды,  после  одной  из  первых
поездок за границу, приехал к С.П. с рассказом о поездке и подарил ему часы,
которые якобы привез специально в подарок С.П. Тот завелся: наверняка  Титов
часы не покупал (да, наверное, и денег у него для этого не было),  а  просто
"передарил" свой подарок по принципу "на тебе боже,  что  мне  не  гоже".  И
отдал часы службе безопасности: проверить,  нет  ли  какой  диверсии  против
Главного конструктора. "Есть, Ваша светлость,  -  радиация!"  Стрелки  часов
были покрыты фосфором, и, естественно, радиометры показали наличие радиации.
"Покушение на Главного конструктора!" Раззвонили, где только можно.  Хотя  в
газеты, конечно, ничего не просочилось. А бедного Германа  совсем  затюкали.
Ему, конечно, хотелось  еще  участвовать  в  полетах,  но  уже  не  светило:
конкуренты по любому поводу поднимали  шум,  да  и  начальство  не  жаловало
эмоционального и любящего выпить космонавта. А герой, помимо всего  прочего,
должен обладать способностью (и демонстрировать это) пить как слон!
   Павел  Попович  всегда  производил  на  меня  впечатление   симпатичного,
добродушного и в то же время хитрого и весьма прагматичного хохла.
   Андриян Николаев мне тоже  нравился  своим  простодушием  и  своеобразным
обаянием. Брак его с Валентиной Терешковой, по моему мнению, был  неудачным.
Хотя ни он, ни она на эту  тему  со  мной  никогда  не  откровенничали.  Был
осторожен - в конфликты с начальством, по-моему, никогда не вступал.
   Валерий Быковский был, вероятно, неплохим летчиком. Один из немногих, для
кого дискомфорт первых дней невесомости был  просто  как  с  гуся  вода.  Не
брезговал  "неприличными"  поручениями  своего  начальства  по   участию   в
дискуссиях, содержание которых, мягко говоря, высасывалось из пальца. Брался
за сомнительную работу. Например, одно время был кем-то вроде директора Дома
советско-германской дружбы в восточном Берлине.
   Терешковой тяжело достались ее трое суток в полете. Это  было  слышно  по
голосу на связи, хотя слова произносились "по протоколу". После полета и для
нее  началась  обычная  для  космонавтов  тех  лет  круговерть  с  приемами,
поездками по всему миру  и  бесконечными  выступлениями.  Ее  стали  активно
использовать  для  пропаганды  и   представительства   везде,   где   только
представлялся случай. Тут ее вины не вижу. Но когда она стала  председателем
Союза обществ дружбы с зарубежными странами (или что-то в этом роде)  -  это
уже было неприлично.  Совершенно  очевидно,  что  эта  организация  являлась
крышей для нашей разведки и финансирования наших агентов в  других  странах.
Зачем ей-то было соглашаться на такую работу? Профессиональные разведчики  -
это другое - они сами выбрали свою профессию, а зачем  она  взялась  за  это
дело? Как-то я спросил ее: зачем она занялась этим неблаговидным делом.  "Да
что ты говоришь такие вещи! Да разве можно?!.." А в общем, если не  обращать
на это внимания, она симпатичный мне человек.
   Еще несколько  замечаний  по  поводу  иностранных  космонавтов  на  наших
станциях и кораблях.
   Международное сотрудничество в космических полетах с самого начала, еще с
программы  "Союз-Аполлон",  приняло  характер  циркового   представления   и
некоторого виртуального действа: как будто имитация  деятельности.  Хотя  на
эту имитацию тратились вполне  реальные  деньги,  время  и  производственные
усилия (надо было изготовлять, готовить и запускать ракеты,  пилотируемые  и
грузовые корабли). Но как будто все участники этого шоу договорились:  будем
только имитировать и  много  шуметь  о  новых  шагах  вперед  в  космос,  об
укреплении дружбы народов  и  разрядке.  Даже  осуществили  в  ознаменование
окончания нашей позорной авантюры в Афганистане полет с участием  афганского
космонавта, которому  опасно  было  возвращаться  на  родину.  Он  и  сейчас
перебивается где-то на чужбине.
   Ничего   серьезного   в   этих   совместных   полетах   с    космонавтами
социалистических и других стран не  делалось.  Насколько  я  понимаю,  также
действовали  и  американцы,  но  у  них  это  выглядело  не  так  откровенно
бессмысленно. Да и откуда появиться было  смыслу?  Инженеры  от  этого  дела
отстранились: своих забот хватает. А поскольку затевалось сотрудничество как
политическое представление, то и  решающий  голос  в  определении  программы
полета, целей, инструментов принадлежал людям, которые над нашими проблемами
и не  задумывались  и  не  интересовались  ими,  и,  естественно,  не  могли
предложить  хоть  что-то  сколько-нибудь  разумное.  Их  хватало  только  на
демонстрацию предусмотрительности. Например, бедного болгарского  космонавта
заставили сменить свою фамилию Какалов на Иванов:  кому-то  показалось,  что
его фамилия по-русски звучит неприлично! Примерно то же  самое  произошло  с
Гермашевским, фамилия которого по-польски звучит Хермашевский.  Но  в  нашей
прессе, во всех сообщениях и по ТВ его обзывали Гермашевским.  Согласовывали
ли это с ним (а может быть, даже с польским правительством),  не  знаю,  но,
скорее  всего,  дожали  бедного.  Кто  этим  занимался?  Наверное,  замполит
Главкома ВВС.  Гермашевский  с  тех  пор  выглядел  несколько  смущенно,  но
расстраиваться не стоило, так как тут же родилась веселая частушка:

   Космонавту ПНР заменили х... на герр,
   Потому что в ПНР много х... но мало герр!

   Некоторые совместные полеты вспоминаются в основном из-за  неприятностей,
которые, к счастью, окончились благополучно и выглядели  несколько  комично.
Например, мы много и долго воевали с ВВС за  равноправие  при  распределении
ролей и круга обязанностей между членами экипажа. Практически  шел  спор  по
вопросу, кому быть командиром экипажа. "Конечно,  командиром  экипажа  может
быть только профессиональный командир, то  есть  только  военный".  Обратите
внимание: такая же картина и у американцев. Почему такое совпадение  позиций
ВВС и НАСА? Может быть, и тех, и других больше всего беспокоил  и  беспокоит
вопрос не профессионализма, а  дисциплины?  Вопрос  безусловного  выполнения
команд с Земли? Ну, а мы, естественно,  утверждали,  что  старшим  на  борту
должен быть более знающий, более опытный и, главное,  лучше  понимающий  то,
что нужно делать на борту орбитальной станции, то  есть  инженер.  На  нашей
стороне была и накопленная статистика: во время полета, как правило,  быстро
обнаруживались фактические лидеры экипажей, и в большинстве случаев это были
наши бортинженеры.
   В этой войне Алексей Елисеев вдрызг рассорился со своим старым  приятелем
Владимиром Шаталовым (еще со времен их  совместного  полета).  Но  как-то  в
союзе с начальством (легко понять,  что  все  самые  высокие  начальники  по
гражданской линии, а их все же большинство, были на нашей  стороне)  удалось
сподвигнуть ВВС на экспериментальный компромисс: в двух полетах 1979 и  1980
годов командирами экипажей стали наши ребята - Рукавишников  и  Кубасов.  И,
как  нарочно,  при  возвращении  из  полета  Рукавишникова   и   болгарского
космонавта был какой-то сбой в автоматике, с  которым  Николай  Рукавишников