римский патриций, который всегда служил лишь восходящим звездам.  Он  привез
Клеопатре послание от триумвира Марка Антония, который,  не  успев  одержать
победу в сражении при Филиппах, перебросил свои войска из Фракии  в  Азию  и
грабил там  покоренных  царей,  чтобы  расплатиться  их  золотом  со  своими
алчными легионерами.
     Я хорошо помню тот день.  Клеопатра  в  своем  парадном  церемониальном
наряде, окруженная советниками двора,  среди  которых  был  и  я,  сидела  в
большом зале для приемов на своем золотом троне. Вот  она  приказала  ввести
посланника триумвира Антония. Огромные двери  распахнулись,  и  среди  грома
фанфар,  приветствуемый  стражами-галлами,  вошел,  в  сопровождении   свиты
военачальников, римлянин в  золотых  сверкающих  доспехах  и  алом  шелковом
плаще. Лицо у него  было  бритое,  -  ни  бороды,  ни  усов,  -  красивое  и
переменчивое, но с жестким  ртом  и  лживыми  прозрачными  глазами.  И  пока
глашатаи объявляли его имя, титул и  должности,  которые  он  занимает,  он,
уставившись, глядел во все глаза на Клеопатру, которая  спокойно  сидела  на
своем троне, сияя лучезарной  красотой,  и  было  видно,  что  он  потрясен.
Наконец глашатаи смолкли, а он все продолжал стоять и даже  не  шевельнулся.
Тогда Клеопатра обратилась к нему на латыни:
     - Приветствую тебя, благородный Деллий, посол могущественного  Антония,
чья тень закрыла весь мир, словно это сам Марс явился  перед  нами,  мелкими
ничтожными владыками. Добро пожаловать  в  нашу  бедную  Александрию.  Прошу
тебя, открой нам цель твоего приезда.
     Но хитрый Деллий по-прежнему молчал и все стоял как громом пораженный.
     - Что с тобой, благородный Деллий, ты  утратил  дар  речи?  -  спросила
Клеопатра. - Или так долго скитался по просторам Азии,  что  позабыл  родной
язык? Какой язык ты еще помнишь? Назови его, и будем говорить  на  нем,  ибо
мы знаем все языки.
     И тут он наконец заговорил звучным вкрадчивым голосом:
     - Прости меня, прекраснейшая царица Египта, за то, что я  онемел  перед
тобой, но столь великая красота, подобно смерти, замыкает  уста  смертных  и
отнимает разум. Глаза того, кто смотрит на слепящее  полуденное  солнце,  не
видят ничего вокруг; вот так и я, царица  Египта,  ошеломленный  представшим
столь внезапно предо мной прекрасным видением,  потерял  власть  над  своими
мыслями, над своей волей и над своими чувствами.
     - Должна отдать тебе должное, - проговорила Клеопатра, - я вижу, у  вас
в Киликии ты прошел неплохую школу лести.
     - Кажется, в Александрии есть пословица: "Сколько ни  кади  лестью,  до
облака фимиам не долетит"послание, с печатями и подписью Антония, где  речь  идет  о  государственных
делах. Желаешь ли ты, чтобы я прочел его вслух, при всех?
     ______________
     
     - Сорви печати и прочти, - повелела она.
     И он, отдав ей поклон, сорвал печати и стал читать:
     - "От имени Triumviri Reipublicae Constituenaeприветствует Клеопатру, милостью римского народа царицу Верхнего  и  Нижнего
Египта. Нам стало известно, что  ты,  Клеопатра,  нарушив  свое  обещание  и
преступив свой долг, послала своего слугу Аллиена с войсками и своего  слугу
Серапиона, правителя Кипра, тоже с войсками, дабы поддержать убийцу  Кассия,
который выступил против благороднейшего триумвирата. Известно нам и то,  что
ты сама готовишь огромный флот ему в поддержку. Мы  требуем,  чтобы  ты  без
промедления отправилась  в  Киликию,  дабы  встретиться  там  с  благородным
Антонием и собственными устами дать ему  ответ  на  все  обвинения,  которые
выдвигают  против  тебя.  Предупреждаем,  что  если  ты  не  выполнишь  наше
повеление, пеняй на себя. Прощай".
     ______________
     
     Когда Клеопатра услышала эти наглые угрозы, глаза ее засверкали и  руки
сжали золотые львиные головы, на которых покоились.
     - Сначала нам преподнесли сладчайшую  лесть,  -  произнесла  она,  -  а
потом, боясь, что  мы  пресытимся  сладким,  напоили  желчью.  Слушай  меня,
Деллий: все обвинения, которые перечислены в  этом  послании,  -  вернее,  в
этой повестке в суд, - ложь от начала до конца, и мои  советники  могут  это
подтвердить. Но в  наших  действиях,  касающихся  войн  и  политики,  мы  не
собираемся отдавать отчет тебе, и уж тем  более  сейчас.  И  мы  не  покинем
нашего царства и не поплывем  в  далекую  Киликию,  мы  не  станем,  подобно
бесправному обвиняемому, оправдываться  перед  судом  благородного  Антония.
Если Антоний желает побеседовать с нами и обсудить эти важные дела, что ж  -
море открыто, и ему будет оказан  здесь  царский  прием.  Пусть  сам  плывет
сюда. Вот, Деллий, наш ответ  тебе  и  триумвирату,  от  имени  которого  ты
прибыл.
     Но Деллий улыбнулся улыбкой царедворца, который не снисходит до  гнева,
и снова заговорил:
     - Царица  Египта,  ты  не  знаешь  благородного  Антония.  Он  суров  в
посланиях, где выражает свои мысли так,  будто  в  руках  его  не  стило,  а
копье,  обагренное  кровью.  Но,  встретившись  с  ним  лицом  к  лицу,   ты
убедишься, что  этот  величайший  в  мире  полководец  столь  же  любезен  и
уступчив, сколь и отважен. Послушайся моего совета, о царица! Езжай к  нему.
Не отсылай меня с таким обидным ответом, ибо  если  Антоний,  следуя  твоему
приглашению, прибудет  в  Александрию,  то  горе  Александрии,  горе  народу
Египта и горе тебе,  царица  Египта!  Он  приплывет  с  войсками,  приплывет
сражаться  с  тобой,  и  тяжко  придется  тебе,  посмевшей   бросить   вызов
могущественному Риму. Молю тебя, выполни его повеление. Прибудь  в  Киликию,
явись с дарами мира, а не с оружием в руках.  Явись  во  всем  блеске  своей
красоты, в роскошнейшем одеянии, и тебе  не  придется  бояться  благородного
Антония. - Он умолк, многозначительно глядя на нее; а я сообразив,  куда  он
клонит, почувствовал, как лицо мне заливает жаркая кровь негодования.
     Клеопатра тоже поняла, ибо подперла рукой подбородок  и  задумалась,  в
глазах у нее собрались тучи. Она сидела так и молчала, а лукавый  царедворец
Деллий  с  любопытством  наблюдал  за  ней.  Хармиана,  стоявшая  с  другими
придворными дамами возле трона, тоже все поняла, ибо ее лицо озарилось,  как
озаряется летним вечером туча, когда на небе сверкнет  яркая  молния.  Потом
оно снова побледнело и поникло.
     Наконец Клеопатра заговорила:
     - Дело это очень непростое, и потому,  благородный  Деллий,  нам  нужно
время,  чтобы  все  обдумать  и  принять  решение.  Отдохни  пока   у   нас,
развлекайся, насколько это позволяют наши жалкие  обстоятельства.  Не  позже
чем через десять дней ты получишь от нас ответ.