Посол подумал немного, потом ответил с улыбкой:
     - Благодарю тебя, царица. На  десятый  день,  считая  от  нынешнего,  я
приду к тебе за ответом,  а  на  одиннадцатый  отплыву  к  моему  повелителю
Антонию.
     Снова по знаку, поданному  Клеопатрой,  затрубили  фанфары,  и  Деллий,
поклонившись, удалился.


                                  Глава X,
                     повествующая о смятении Клеопатры;
                           о ее клятве Гармахису;
                            и о тайне сокровища,
                        лежащего в сердце пирамиды,
                     которую открыл Клеопатре Гармахис

     В ту же саму ночь Клеопатра вызвала меня к себе в покои, где она  жила.
Я пришел и застал ее в чрезвычайном смятении; никогда прежде не видел  я  ее
столь встревоженной. Она была одна  и  металась  по  мраморному  покою,  как
львица в клетке, мысли теснились у нее в голове, точно облака над  морем,  и
тенями мелькали в глубинах ее глаз.
     - Ах, наконец-то ты пришел, Гармахис,  -  сказала  она,  с  облегчением
вздыхая и беря меня за  руку.  -  Дай  мне  совет,  ибо  никогда  еще  я  не
нуждалась так в мудром совете. Что за жизнь даровали мне боги - бурную,  как
океан! С детства на мою долю не выпало ни одного безмятежного  дня  и,  судя
по всему, никогда не выпадет. Только что моя  жизнь  висела  на  волоске,  я
чудом ускользнула от твоего кинжала, Гармахис,  и  вот  теперь  новая  беда,
точно далеко за горизонтом собралась гроза,  вдруг  налетела  и  разразилась
надо мной. Как тебе понравился этот щеголь с  душой  хищника?  Вот  бы  кого
поймать в ловушку! Как мягко говорит! Не говорит, а мурлычет,  точно  кошка,
и каждую минуту готов вонзить в тебя когти. А что  ты  скажешь  о  послании?
Неслыханная наглость! Знаю я этого  Антония.  Видела  его,  когда  была  еще
совсем девочка, едва вступала в пору юности, но ум  у  меня  уже  тогда  был
острый, женский, я сразу поняла, что он за человек. Могуч, как Геркулес,  но
глуп, однако сквозь эту глупость вдруг прорывается  ум  гения.  Сластолюбив;
охотно идет за теми, кто потакает ему в его слабостях, но стоит возразить  -
и он твой смертельный враг. Верен  в  дружбе,  если,  впрочем,  любит  своих
друзей; часто  совершает  поступки,  которые  противоречат  его  собственным
интересам. Великодушен, смел, в трудных обстоятельствах стоек и вынослив,  в
благоденствии - любитель вина и раб женщин. Вот  каков  Антоний.  Как  вести
себя с мужчиной, которого Судьба и Случай, вопреки его  собственной  воле  и
желанию,  вознесли  на  гребень   успеха?   Настанет   день,   когда   волна
низвергнется, но пока он летит на ней и смеется над теми, кто тонет.
     - Антоний всего лишь человек, - ответил я,  -  и  человек,  у  которого
много врагов; а человека, у которого много врагов, можно победить.
     - Да, его можно победить, но он ведь не один, Гармахис,  -  с  ним  еще
двое. Кассий отправился туда, где и надлежит быть  глупцу,  -  казалось  бы,
Рим отсек голову гидре. И что же? Отсечь-то голову отсекли, а  на  тебя  уже
шипит другая. Ведь есть еще Лепид и Октавиан-младший,  который  спокойно,  с
улыбкой  торжества  посмотрит  на  холодный  труп  Лепида  ли,  Антония  ли,
Клеопатры. Если я не поплыву в Киликию, Антоний непременно войдет в  союз  с
парфянами и, сочтя гнусные слухи, которые распускают  обо  мне,  правдой,  -
кстати, все это, конечно, и в самом деле правда, - обрушит свои  легионы  на
Египет. И что тогда?
     - Что тогда? Прогнать его обратно в Рим.
     - Ах, Гармахис, тебе легко так говорить, и, может быть, если  бы  я  не
выиграла ту игру, что мы вели с тобой  двенадцать  дней  назад,  и  фараоном
стал бы ты, ты с легкостью разбил бы Антония,  ибо  весь  Египет  сплотился,
поддерживая твой трон. Но меня Египет не  любит,  им  ненавистна  царица,  в
чьих жилах течет греческая кровь; а я уже разрушила  великий  заговор  твоих
сторонников, в котором объединилась половина жителей Египта. Так  разве  эти
люди поднимутся, чтоб поддержать меня? Будь Египет верен  мне,  я,  конечно,
могла бы выстоять  против  всех  войск,  которые  приведет  Рим;  но  Египет
ненавидит меня и предпочтет покориться римлянам, как в свое время  покорился
грекам. И все же я могла бы его защитить, будь у меня золото:  я  наняла  бы
солдат и они за деньги стали бы сражаться за меня. Но денег нет;  моя  казна
пуста, и хоть земля наша богата, мне нечем  заплатить  огромные  долги.  Эти
войны разорили меня, мне негде взять ни единого  таланта.  Может  быть,  ты,
Гармахис, по  праву  крови  жрец  пирамид,  -  она  приблизилась  ко  мне  и
посмотрела в глаза, - может быть,  ты,  -  если  легенда,  дошедшая  до  нас
сквозь десятки поколений, не лжет, - может быть, ты откроешь мне, где  взять
золото, чтобы спасти  страну  от  гибели,  а  твою  возлюбленную  от  участи
Антониевой рабыни? Скажи, эта легенда о сокровище - сказка или правда?
     Я подумал немного, потом сказал:
     - Предположим,  эта  легенда  -  правда,  предположим,  я  покажу  тебе
сокровище, сокрытое великим фараоном седой древности,  чтобы  в  черный  час
нашей истории спасти Кемет, но могу  ли  я  быть  уверен,  что  ты  поистине
употребишь его богатства для этой благой цели?
     - Так, стало быть, сокровище  есть?  -  живо  спросила  она.  -  О,  не
сердись на меня, Гармахис, ибо, признаюсь тебе честно, само  слово  "золото"
в этот роковой час бедствия наполняет сердце  такой  же  радостью,  как  вид
ручья в пустыне.
     - Я думаю, что такое сокровище существует, - ответил я, - хотя сам  его
никогда не видел.  Но  знаю,  что  оно  по-прежнему  лежит  там,  куда  было
положено, ибо на тех,  кто  прикоснется  к  нему  нечистыми  руками  и  ради
выполнения своих корыстных замыслов, падет столь страшное проклятье, что  ни
один из фараонов, кому сокровище было показано, не осмелился его взять  даже
в годину великих бедствий страны.
     - Ах, в былые времена все всего боялись, - возразила она, - или  же  не
так велики  были  постигшие  их  бедствия.  Стало  быть,  Гармахис,  ты  мне
покажешь это сокровище?
     - Может быть, и покажу, если оно действительно все еще там,  куда  было
положено, но ты должна поклясться мне, что  употребишь  его  только  на  то,
чтобы защитить Египет от Антония и облегчить жизнь его народа.
     - Клянусь! - с искренним пылом воскликнула она. - Клянусь всеми  богами
Кемета, что если ты покажешь мне это великое сокровище,  я  объявлю  Антонию
войну  и  отошлю  Деллия  обратно  в  Киликию  с  еще  более  оскорбительным
посланием, чем Антоний прислал мне. Но это еще  не  все,  я  сделаю  больше,
Гармахис: в самом скором времени я сочетаюсь с тобой  браком  и  объявлю  об
этом всему миру, и ты сам будешь выполнять свои замыслы и отгонишь от  нашей
страны римского орла.