нашел и по-особому нажал на выступ изо всех своих  сил.  И  вот  камень,  не
страгиваемый  с  места  тысячелетия,  повернулся,  и  передо  мной  открылся
небольшой ход, через  который  едва  мог  протиснуться  человек.  Едва  лишь
камень повернулся, из хода вырвалась огромная летучая мышь,  белая,  как  бы
седая от древности, и  столь  невиданных  размеров,  что  я  поразился,  ибо
никогда не встречал ничего подобного - она была,  пожалуй,  больше  ястреба.
Летучая  мышь  повисла,  трепеща  крылами,  над  Клеопатрой,   потом   стала
медленно, кругами подниматься в небо и наконец растаяла в лунном сиянии.
     С уст Клеопатры  сорвался  крик  ужаса,  а  евнух,  который  глядел  на
летучую мышь, не отрывая глаз, от страха упал на землю - он был уверен,  что
это дух-охранитель пирамиды. Мне тоже сжал сердце страх, хоть я и ничего  им
не сказал. Прошло столько лет, но я и сейчас убежден,  что  нам  явился  дух
воссиявшего в Осирисе Менкаура, который принял облик летучей мыши и  вылетел
из своего священного обиталища, дабы предостеречь нас.
     Я подождал немного,  чтобы  проветрить  коридор,  в  котором  застоялся
воздух. Достал тем временем светильники, зажег  их  и  поставил  все  три  у
входа в коридор. Потом спустился с каменной  груды  вниз,  отвел  в  сторону
евнуха и заставил поклясться живым духом Того, кто спит  в  своей  священной
могиле в  Абидосе,  что  он  никогда  не  откроет  никому  то,  чему  станет
свидетелем.
     Он дал мне эту клятву, дрожа от головы до ног, ибо обезумел от  страха.
И он сдержал свою клятву.
     Потом я протиснулся в отверстие, обвязал себя  вокруг  пояса  веревкой,
которую захватил с собой, и сделал знак Клеопатре, чтобы она поднималась  ко
мне. Она заткнула за пояс юбку своего платья и взобралась наверх,  я  втянул
ее внутрь через отверстие, и наконец она оказалась  возле  меня  в  проходе,
облицованном гранитными плитами. За ней  вскарабкался  евнух  и  тоже  встал
рядом с нами. Потом, сверившись  с  планом,  который  я  принес  с  собой  и
который был составлен так, что только посвященные могли  его  прочесть,  ибо
был переснят с древнейших документов, дошедших  до  меня  через  сорок  одно
поколение  моих  предков,   жрецов   пирамиды   божественного   Менкаура   и
поминального храма этого великого фараона, воссоединившегося с  Осирисом,  я
повел моих спутников по темному коридору в тысячелетнее безмолвие  пирамиды.
Дрожали неверные огоньки наших светильников, в их  свете  мы  спустились  по
крутому ходу, задыхаясь от жары и духоты вязкого, застоявшегося воздуха.  Но
вот каменная кладка кончилась, мы  оказались  в  галерее,  выбитой  в  толще
скалы. Сто локтей она круто шла вниз, потом спуск сделался более пологим,  и
вскоре мы  оказались  в  камере  с  выкрашенными  белой  краской  стенами  и
потолком, но до того низкой, что я, при моем высоком росте,  не  мог  в  ней
выпрямиться; в длину камера была двадцать локтей,  в  ширину  пятнадцать,  и
беленые ее стены сплошь покрывали рельефы.  Здесь  Клеопатра  опустилась  на
пол и хотела немного отдохнуть, ибо была измучена жарой и  безмерно  боялась
темноты.
     - Встань! - приказал я. -  Нельзя  здесь  долго  оставаться,  мы  можем
впасть в беспамятство.
     И она поднялась и, взяв меня за  руку,  прошла  вместе  со  мной  через
камеру, и мы оказались перед массивной гранитной дверью, которая  спускалась
с потолка, скользя по желобам. Я опять сверился с  планом,  нажал  ногой  на
обозначенный там камень и стал ждать. Вдруг медленно и плавно,  не  знаю,  с
помощью каких сил, тяжелый гранит стал подниматься, открывая проход в  толще
скалы. Мы прошли в него и оказались перед второй гранитной дверью.  И  снова
я нажал ногой означенный на плане камень, и эта  дверь  широко  распахнулась
перед нами как бы сама, и мы в нее вошли, но  тут  же  увидели  перед  собою
третью дверь, еще более массивную, чем  те  две,  что  уже  пропустили  нас.
Следуя указаниям моего написанного тайными  символами  плана,  я  ударил  по
ней, где было обозначено, и дверь медленно, словно по  волшебству,  поползла
вниз и наконец ее верхний край  сровнялся  с  полом.  Мы  переступили  через
порог и снова оказались в коридоре, который плавно спускался  вниз  и  через
семьдесят локтей привел нас в большую  камеру,  сплошь  облицованную  черным
мрамором, высотой более  девяти  локтей,  шириной  девять  локтей  и  длиной
тридцать. На мраморном полу стоял огромный  гранитный  саркофаг,  и  на  его
крышке были выбиты имя и титул жены фараона Менкаура. В этой  камере  воздух
был свежий, хоть я не знаю, как он проникал туда.
     - Сокровище здесь? - прошептала Клеопатра.
     - Нет, - ответил я, - следуй за мной.
     И я повел ее по ходу, в который мы  проникли  через  отверстие  в  полу
большой погребальной камеры. Отверстие закрывалось каменной  дверью-пробкой,
но сейчас дверь была  откинута.  Мы  проползли  по  этой  шахте,  или,  если
хотите, коридору, пятьдесят локтей и  наконец  увидели  колодец  глубиной  в
семь локтей. Обвязав один конец веревки вокруг пояса, а другой  прикрепив  к
кольцу, вделанному в скалу, я спустился со светильником в руке и оказался  в
месте  последнего  упокоения  божественного  Менкаура.  Потом  евнух  поднял
веревку, обвязал Клеопатру и спустил вниз, а я принял ее в свои объятья.  Но
евнуху я приказал ждать нашего возвращения наверху, у  устья  колодца,  хоть
он ужасно этого не хотел, ибо смертельно боялся остаться в  одиночестве.  Но
ему не должно было сопровождать нас туда, куда мы шли.


                                 Глава XI,
                            повествующая о том,
                     как выглядела погребальная камера
                          божественного Менкаура;
               о том, что было написано на золотой пластине,
                         лежащей на груди фараона;
            о том, как Клеопатра и Гармахис доставали сокровище;
                  о духе, обитающем в погребальной камере;
                     и о бегстве Гармахиса и Клеопатры
                           из священной гробницы

     Мы стояли в небольшой камере со сводчатым потолком, стены  и  пол  были
облицованы огромными плитами сиенского гранита. Перед  нами,  вытесанный  из
базальтовой глыбы в виде деревянного домика и покоящийся на спине сфинкса  с
головой литого золота, был саркофаг божественного Менкаура.
     Мы замерли в благоговейном ужасе, на  нас  давила  невыносимая  тяжесть
безмолвия, мрачная торжественность  этой  священной  усыпальницы.  Над  нами
неизмеримо высоко поднималась в небо могучая  пирамида,  ее  овевал  снаружи
ласковый ночной воздух. А мы были внизу, под ее толщей,  в  недрах  огромной
скалы, ниже базальтового основания. Мы были наедине  с  мертвым,  чей  покой
готовились нарушить, и ни один звук не доносился сюда из мира живых  -  хотя
бы ветерок прошелестел, хоть бы что-то  шевельнулось,  напомнив  о  жизни  и