приложил руку к ее сердцу и почувствовал, что оно  бьется;  я  сам  был  так
измучен, что бросился на песок рядом с ней: надо хоть  немного  отдохнуть  и
восстановить силы.


                                 Глава XII
                   повествующая о возвращении Гармахиса;
                   о его встрече с Хармианой и об ответе,
                   который Клеопатра дала послу триумвира
                           Антония Квинту Деллию

     Наконец я сел и, положив голову царицы  Египта  себе  на  колени,  стал
приводить ее в  чувства.  Как  пленительно  хороша  она  была  даже  сейчас,
измученная,  обессиленная,  в  плаще  длинных  распустившихся   волос!   Как
мучительно прекрасно было в бледном свете луны лицо этой женщины,  память  о
красоте и преступлениях которой переживет незыблемую пирамиду,  что  высится
над нами! Глубокий обморок стер с ее лица налет лжи  и  коварства,  осталось
лишь божественное очарование вечной женственности, смягченное  тенями  ночи,
в высокой отрешенности похожего на смерть сна.  Я  не  мог  отвести  от  нее
глаз, и сердце мое разрывалось от любви к ней; мне кажется, я любил  ее  еще
сильнее оттого, что пал так низко и совершил ради  нее  столько  несмываемых
преступлений, оттого, что вместе с ней мы  пережили  такой  ужас.  Без  сил,
истерзанный страхом и сознанием вины, я тянулся  к  ней  сердцем  и  жаждал,
чтобы она дала мне отдохновение, ибо только она  одна  осталась  у  меня  на
свете. Она поклялась стать моей супругой, и с помощью сокровища, которое  мы
сейчас добыли, мы с  ней  вернем  Египту  прежнее  могущество,  победим  его
врагов, - еще можно все поправить. Ах, если бы я знал, когда и где  мне  еще
раз доведется держать на коленях голову этой  женщины,  бледную,  с  печатью
смерти на лице! Если бы я мог провидеть в тот миг грядущее!
     Я стал растирать ее руки, потом склонился и  поцеловал  в  губы,  и  от
моего поцелуя она очнулась -  очнулась  и,  сдавленно  вскрикнув  в  страхе,
задрожала  всем  своим  хрупким  телом  и  уставилась  мне  в  лицо   широко
раскрытыми глазами.
     - Ах, это ты, ты! Теперь  я  вспомнила  -  ты  спас  меня  и  вывел  из
гробницы, где живет это чудовище! - И она обхватила меня  руками,  привлекла
к  себе  и  поцеловала.  -  Пойдем,  любовь  моя!  Скорее  прочь  отсюда!  Я
смертельно хочу пить и... боги, как же я устала! А  эти  изумруды  впиваются
мне в грудь. Никому еще  богатства  не  доставались  такими  муками.  Уйдем,
уйдем, на нас падает тень этой ужасной пирамиды! Смотри,  небо  сереет,  это
рассвет уже раскинул свои крылья. Как прекрасен мир,  какое  счастье  видеть
наступающий день! В этом лабиринте, где царит вечная  ночь,  я  думала,  что
никогда больше не увижу лик зари! Перед моими глазами неотступно стоит  лицо
моего  мертвого  раба,  и  на  его  подбородке  качается  это  омерзительное
чудовище. Подумай только, он будет сидеть там вечно,  -  вечно!  -  запертый
вместе с чудовищем! Но пойдем. Где нам  найти  воды?  За  несколько  глотков
воды я отдала бы изумруд!
     - Вокруг возделанных полей за  храмом  прорыт  канал,  он  недалеко,  -
сказал я. - Если кто-то нас увидит, объясним, что мы паломники,  заблудились
здесь ночью среди гробниц. Поэтому  как  можно  тщательней  скрой  лицо  под
покрывалом, Клеопатра, и сама закутайся поплотнее: никто  не  должен  видеть
эти камни.
     Она закуталась, спрятала лицо,  я  поднял  ее  на  руки  и  посадил  на
ослика, который был привязан неподалеку. Мы медленно двинулись по  долине  и
наконец подошли к тому месту, где в образе царственного Сфинкса,  увенчанная
диадемой фараонов Египта, величественно возвышается над  окрестными  землями
статуя бога Хор-эм-ахетанеизменно устремлены на восток. В этот миг первые лучи,  посланные  солнцем,
пронзили рассветную дымку и упали на губы Хор-эм-ахета, выражающие  небесный
покой, - Заря поцеловала бога Рассвета, приветствуя  его.  Свет  разгорался,
залил сверкающие грани двадцати  пирамид  и,  словно  благословляя  жизнь  в
смерти, хлынул в порталы десяти тысяч гробниц. Он  затопил  золотым  потоком
пески пустыни, сорвал с неба тяжелое покрывало ночи,  устремился  к  зеленым
полям, к роще пышных пальм. И вот из-за горизонта торжественно  поднялся  со
своего ложа царственный Ра - настал день.
     ______________
     сил света и добра над силами тьмы и зла, которые воплощает  собой  его  враг
Сет.

     Мы прошли мимо храма из гранита и алебастра,  который  был  построен  в
честь великого бога Хор-эм-ахета задолго до того,  как  на  египетский  трон
сел фараон Хеопс, спустились по пологому склону и  вышли  к  берегу  канала.
Там мы напились, и эта мутная вода показалась  нам  слаще  самых  изысканных
вин Александрии. Мы также смыли с наших лиц и рук копоть  и  пыль  гробницы,
освежились, привели себя в порядок. Когда Клеопатра мыла шею,  нагнувшись  к
воде, огромный изумруд выскользнул у нее из-за пазухи и упал в канал, и я  с
великим трудом отыскал его в  тине.  Потом  я  снова  посадил  Клеопатру  на
ослика, и мы медленно, ибо я едва держался на ногах от усталости, побрели  к
берегам  Сихора,  где  стояло  на  якоре  наше  судно.  И  вот  мы   наконец
приблизились к нему, встретив по пути всего несколько крестьян, которые  шли
трудиться на своих полях, я отпустил ослика в том  самом  месте,  где  вчера
поймал, мы взошли  на  судно  и  увидели,  что  все  наши  гребцы  спят.  Мы
разбудили их велели поднимать паруса, а про  евнуха  сказали,  что  он  пока
поживет здесь, - и это была истинная правда. Мы спрятали изумруды и  все  те
золотые украшения и изделия, что нам удалось принести с собой,  и  вскорости
барка отчалила.
     Мы плыли в Александрию почти пять дней,  ибо  дул  встречный  ветер;  и
каким же счастьем были наполнены эти дни!  Правда,  сначала  Клеопатра  была
молчалива и угнетена,  ибо  то,  что  она  увидела  и  пережила  в  глубинах
пирамиды, преследовало ее, не оставляя ни на миг. Но  скоро  ее  царственный
дух воспрянул и сбросил тяжесть, которая  камнем  давила  ее,  и  она  снова
стала такой, как прежде, - то веселой, то поглощенной возвышенными  мыслями,
то страстной, то холодной, то неприступно  величественной,  то  искренней  и
простой - переменчивой, как  ветер,  и,  как  небо,  прекрасной,  бездонной,
непостижимой!
     Ночь за ночью, летящие как бы вне времени и  наполненные  беспредельным
счастьем, - это были последние часы счастья, которые подарила мне  жизнь,  -
мы сидели с ней на палубе, держа друг друга за руку, и слушали,  как  плещут
о борт нашего судна волны, смотрели, как убегает вдаль лунная  дорожка,  как
мягко серебрится черная вода, пропуская  в  свои  глубины  лунные  лучи.  Мы