покрутила его, взбалтывая уксус, и выпила весь до последней капли.
     - Еще уксусу, раб! - воскликнула она. - Моя трапеза  не  кончена!  -  И
она вынула жемчужину из другого уха.
     - Нет, клянусь Вакхом!  Этого  я  не  позволю!  -  вскричал  Антоний  и
схватил ее за руки. - Того, что я видел, довольно.
     И в эту минуту я, повинуясь неведомой мне силе, громко произнес:
     - Еще один час твоей жизни пролетел,  о  царица,  -  еще  на  один  час
приблизилось свершение мести Менкаура!
     По лицу  Клеопатры  разлилась  пепельная  бледность,  она  в  бешенстве
повернулась ко мне, все остальные в изумлении глядели на  нас,  не  понимая,
что означают мои слова.
     - Как ты посмел пророчить мне несчастье, жалкий раб! - крикнула она.  -
Произнеси такое еще раз - и  тебя  накажут  палками!  Да,  палками,  клянусь
тебе, Гармахис, - как злого колдуна, который накликает беду!
     - Что хотел сказать этот астролог? - спросил Антоний. - А ну,  отвечай,
негодяй. И объясни все ясно, без утайки, ибо проклятьями не шутят.
     - Я служу богам, благородный Антоний, и  слова,  которые  я  произношу,
вкладывают в мои уста они, а смысла  их  я  не  могу  прочесть,  -  смиренно
ответил я.
     - Ах,  вот  как,  ты,  стало  быть,  служишь  богам,   о   многоцветный
волшебник! - Это он так отозвался о моем роскошном  одеянии.  -  А  я  служу
богиням, они не так суровы. Но у нас с тобой много общего: я тоже  произношу
слова, повинуясь их воле, и  тоже  не  понимаю,  что  они  значат.  -  И  он
вопросительно посмотрел на Клеопатру.
     - Оставь этого негодяя, - с досадой проговорила она.  -  Завтра  мы  от
него избавимся. Ступай прочь, презренный.
     Я поклонился и пошел из зала, и пока  я  шел,  я  слышал,  как  Антоний
говорит:
     - Что ж, может быть, он и негодяй - ведь все мужчины негодяи, - но  мне
твой астролог нравится: у него вид и манеры царя, к тому же он умен.
     За  дверью  я  остановился,  не  зная,  что  делать,  в  моем  горе   я
растерялся. Но тут кто-то тронул меня за руку. Я подняла глаза - возле  меня
стояла  Хармиана,  она  выскользнула  из  зала,  воспользовавшись  тем,  что
пирующие поднимаются из-за стола, и догнала меня.
     В беде Хармиана всегда спасала меня.
     - Идем со мной, - шепнула она, - тебе грозит опасность.
     Я послушно пошел за ней. Что мне еще оставалось?
     - Куда мы идем? - спросил я наконец.
     - В мою комнату, - ответила она. -  Не  бойся;  нам,  придворным  дамам
Клеопатры,  нечего  терять:  если  нас  кто-то  увидит,  то  решит,  что  мы
любовники и у нас свидание, и ничуть не удивится - такие уж у нас нравы.
     Мы  далеко  обошли  толпу  и,  никем  не  замеченные,  оказались  возле
маленькой боковой двери,  за  которой  начиналась  лестница,  и  мы  по  ней
поднялись. Наверху был коридор, мы двинулись по коридору  и  нашли  с  левой
стороны дверь. Хармиана молча вошла в темную комнату, я за  ней.  Потом  она
заперла  дверь  на  задвижку  и,  раздув  тлеющий  уголек,  зажгла   висячий
светильник. Огонь разгорелся, и я стал  осматривать  комнату.  Комната  была
небольшая, всего с одним окном, причем оно было тщательно занавешено.  Стены
выкрашены белой  краской,  убранство  самое  простое:  несколько  ларей  для
платьев; древнее кресло; что-то вроде туалетного столика, ибо на нем  стояли
флаконы с духами, лежали гребни и разные  вещицы,  которыми  любят  украшать
себя женщины; белое  ложе  с  накинутым  на  него  вышитым  покрывалом  и  с
прозрачным пологом от комаров.
     - Садись, Гармахис, - сказала Хармиана, указывая  на  кресло,  а  сама,
откинув прозрачный полог, села напротив меня на ложе.
     Мы оба молчали.
     - Ты знаешь, что сказала Клеопатра, когда ты  вышел  из  пиршественного
зала? - наконец спросила она меня.
     - Нет, откуда же мне знать?
     - Она смотрела не отрываясь тебе в спину,  и  когда  я  подошла  к  ней
оказать какую-то услугу, она тихо, чуть не  про  себя  прошептала:  "Клянусь
Сераписом, я положу этому конец! Довольно я терпела его дерзость, завтра  же
его задушат!"
     - Вот как, - отозвался я, - что ж, может быть; хотя после всего, что  у
нас с ней было, я не верю, чтобы она решилась подослать ко мне убийц.
     - Да как же ты можешь не верить, глупый ты, упрямый человек?  Разве  ты
забыл, как близок был ты к смерти в Алебастровом  зале?  Кто  спас  тебя  от
ножей этих подлых евнухов? Может быть, Клеопатра? Или мы с  Бренном?  Слушай
же меня. Ты все отказываешься мне верить, потому что в твоей  глупости  тебе
не понять, как это женщина, которая совсем недавно была твоей женой,  сейчас
вдруг предательски обрекает тебя на смерть. Нет, не возражай мне  -  я  знаю
все, и я тебе скажу: неизмерима глубина коварства  Клеопатры,  чернее  самой
черной тьмы зло ее сердца. Она бы не колеблясь убила тебя в Александрии,  но
она боялась, что весть о твоем убийстве разнесется  по  всему  Кемету  и  ей
несдобровать. Вот потому-то  она  и  привезла  тебя  сюда,  чтобы  умертвить
тайно. На что ты ей сейчас? Ты отдал ей всю  свою  любовь,  она  пресытилась
твоей красотой и силой. Она украла у тебя трон, который принадлежит тебе  по
праву крови и рождения, и принудила тебя, царя, стоять среди придворных  дам
у ее пиршественного  ложа;  она  украла  у  тебя  великую  тайну  священного
сокровища!
     - Как, ты и это знаешь?
     - Да, я знаю все; и сегодня ты видел, как царица Кемета, эта  гречанка,
эта  чужеземка,  узурпировавшая  нашу  корону,  транжирит  на  бессмысленную
роскошь  святые  богатства,  которые  хранились  в   сердце   пирамиды   три
тысячелетия, чтобы спасти Кемет, когда настанет  лихолетье!  Ты  видел,  как
она сдержала  свою  клятву  вступить  с  тобой  в  освященный  богами  брак.
Гармахис, наконец-то ты прозрел!
     - Да, я прозрел, но ведь она клялась,  что  любит  меня,  а  я,  жалкий
глупец, ей верил!
     - Она клялась, что любит тебя! -  проговорила  Хармиана,  вскидывая  на
меня свои темные глаза. - Сейчас я покажу  тебе,  как  она  тебя  любит.  Ты
знаешь, что было раньше в этом доме? Школа жрецов, а  жрецы,  Гармахис,  как
тебе лучше других известно, знают много  всяких  хитростей.  Раньше  в  этой
небольшой комнате жил  главный  жрец,  а  в  комнате,  что  рядом  с  нашей,
собирались на молитву младшие жрецы. Все это мне рассказала старуха  рабыня,
которая убирает дом, и она же показала мне секреты, которые  я  сейчас  тебе
открою. Молчи, Гармахис, ни звука, и иди за мной!
     Она задула светильник и в темноте, которую не мог разогнать свет  ночи,
пробивающийся сквозь занавешенное окно, взяла меня  за  руку  и  потянула  в
дальний угол. Здесь она нажала плечом на  стену,  и  в  ее  толще  открылась