со мной!
     - Ты искушаешь меня, толкая к новым  преступлениям?  Неужто,  Хармиана,
ты думаешь, что в той лачуге, где я буду скрываться от всего света, я  смогу
день за днем смотреть на твое красивое лицо и каждый раз, увидев  эти  губы,
думать: это они меня предали? Нет, так легко искупление не дается!  Я  знаю,
и знаю слишком хорошо: много тяжких  и  одиноких  дней  будет  длиться  твое
покаяние. Быть может, час мести еще наступит, и ты - кто знает?  -  доживешь
до него и поможешь мне отомстить. Ты должна остаться  при  дворе  Клеопатры,
и, пока ты будешь здесь, я, если останусь жив, найду  способ  посылать  тебе
время от времени весточку. Быть может, когда-нибудь  мне  снова  понадобятся
твои услуги. Так поклянись, что, если это случится, ты не  предашь  меня  во
второй раз.
     - Клянусь, Гармахис, о клянусь! Если  я  хоть  в  самой  малой  малости
обману твои надежды, да осудят меня  боги  на  вечные  терзания,  о  которых
страшно и помыслить, - страшнее тех, что разрывают мою  грудь  сейчас;  и  я
всю жизнь буду ждать вести от тебя.
     - Довольно. Ты не посмеешь нарушить клятву, ибо дважды  не  предают.  Я
пойду своим путем, подчиняясь своей судьбе; у тебя судьба  иная,  ты  будешь
следовать ей. Быть может, нити наших судеб еще  переплетутся  в  том  узоре,
который ткет жизнь. Хармиана, не любимая мною, подарившая  мне  свою  любовь
и, движимая этой своей страстной любовью, предавшая  и  погубившая  меня,  -
прощай!
     Ее безумный взгляд впился мне в лицо, она протянула ко мне руки,  точно
желая обнять, потом отчаяние сломило ее, она упала на пол.
     Я взял мешок с вещами,  посох  и  открыл  дверь.  Переступая  порог,  я
бросил на нее последний взгляд. Она лежала, раскинув  руки,  бледнее  своего
белого одеяния, темные волосы рассыпались, прекрасный высокий лоб в пыли.
     И я ушел, оставив ее на полу в беспамятстве. Увидел я  ее  лишь  девять
долгих лет спустя.

         (На этом кончается второй, самый большой свиток папируса.)


КНИГА ТРЕТЬЯ

МЕСТЬ ГАРМАХИСА


                                  Глава I,
              повествующая о том, как Гармахис бежал из Тарса;
                  как его принесли в жертву морскому богу;
                        как он жил на острове Кипр;
                           как вернулся в Абидос
                       и как умер его отец Аменемхет

     Я благополучно спустился по лестнице  и  оказался  во  дворе  огромного
дома. До рассвета оставался еще час,  вокруг  никого  не  было.  Угомонились
пьяные, танцовщицы перестали плясать, в городе царила тишина.  Я  подошел  к
воротам,  и  меня  окликнул  начальник  стражи,  который  стоял  возле  них,
завернувшись в плащ из грубой ткани.
     - Кто идет? - раздался голос Бренна.
     - Сирийский купец, мой благородный господин, я  привез  из  Александрии
товары придворной даме царицы, эта дама оказала мне  гостеприимство,  и  вот
теперь я возвращаюсь на свое судно, - ответил я, изменив голос.
     - Поздно же развлекаются со своими гостями придворные  дамы  царицы,  -
проворчал Бренн. - Ну да что там, сейчас все веселятся  -  праздник.  Пароль
знаешь, господин лавочник? Если не знаешь,  придется  возвращаться  к  своей
милой и просить приюта у нее.
     - Пароль - "Антоний", господин мой, и, должен  сказать,  удачнее  слова
не придумать. Много я путешествовал по разным странам, но никогда  не  видал
такого красавца и такого великого полководца.  А  ведь  мне  где  только  не
довелось побывать,  мой  благородный  господин,  и  полководцев  я  встречал
немало.
     - Верно, пароль - "Антоний".  Что  ж,  Антоний  на  свой  лад  неплохой
полководец - когда не пьет и поблизости нет хорошенькой женщины. Я воевал  с
Антонием - и против него тоже воевал, так что знаю  все  его  достоинства  и
слабости. Сейчас ему не до кого и не до чего, вот так-то, друг!
     Беседуя со мной, страж вышагивал взад-вперед.  Но  сейчас  он  отступил
вправо, пропуская меня.
     - Прощай, Гармахис, иди, не медли! - быстро  шепнул  Бренн,  шагнув  ко
мне. - Тебе надо спешить. Вспоминай иногда Бренна, который поставил  на  кон
свою жизнь, чтобы спасти твою. Прощай, друг, жаль, что мы не уплыли с  тобой
на север. - И, отвернувшись, он запел себе под нос какую-то песню.
     - Прощай, Бренн, мой верный благородный друг, - шепнул я ему и  тут  же
исчез. Потом я много раз слышал рассказы о  том,  какую  услугу  оказал  мне
Бренн, когда утром начался шум и суета, ибо  убийцы  не  могли  меня  найти,
хотя искали повсюду. Так вот, Бренн поклялся, что через час после  полуночи,
когда он охранял ворота один, он увидел, как я появился на крыше,  встал  на
парапет, раскинул плащ, который превратился в крылья, и медленно  улетел  на
них в небо, а на него от изумления напал столбняк. Эта история  обошла  весь
двор, и все ей поверили, ибо моя слава чародея была  велика;  всех  охватило
волнение, ибо люди не понимали, что  предвещает  это  знамение.  Сказка  эта
долетела до Египта и обелила меня в глазах тех, кого  я  предал,  ибо  самые
невежественные  среди  них  уверовали,  что  я  действовал   не   по   своей
собственной воле, а повинуясь  воле  великих  богов,  которые  забрали  меня
живым на небо. До сих пор  народ  наш  говорит:  "Египет  станет  свободным,
когда к нам вернется Гармахис". Но увы - Гармахис  не  вернется!  Одна  лишь
Клеопатра, хотя и сильно испугалась, выдумке Бренна не  поверила  и  послала
судно с вооруженными солдатами на поиски сирийского  купца,  однако  солдаты
не нашли его, о чем я поведаю ниже.


     Когда я подошел к галере, о которой  мне  говорила  Хармиана,  она  уже
готовилась отплыть; я отдал письмо кормчему, он его  внимательно  прочел,  с
любопытством оглядел меня, однако ничего не сказал.
     Я поднялся на борт, и мы быстро поплыли вниз по течению.  Добрались  до
устья Кидна, и никто нас не остановил, хотя нам встретилось  довольно  много
судов, и вот мы в открытом море, нас несет сильный попутный  ветер,  который
во второй  половине  дня  разыгрался  в  шторм.  Моряки  испугались,  хотели
повернуть обратно и плыть к устью Кидна, но в столь бурном  море  галера  им