божественного Рамсеса.  На  стенах  последней  камеры,  той,  что  по  левую
сторону галереи, если стоять лицом к залу, где  саркофаг,  росписи  особенно
хороши, они посвящены двум слепым арфистам, играющим на  своих  арфах  перед
богом Моу; а под плитами пола мирно спят эти самые арфисты, которым  уже  не
держать в руках арфу на этой земле. И здесь, в этой печальной  обители,  где
покоятся арфисты, я поселился в обществе  мертвых  и  прожил  восемь  долгих
лет, неся наказание за совершенные мною преступления и  искупая  свою  вину.
Но Атуа любила свет и потому выбрала себе камеру с  изображениями  барок,  а
эта  камера  первая  по  правую  сторону  галереи,  если  стоять   лицом   к
усыпальнице с саркофагом Рамсеса.
     Вот как проходила моя жизнь. Через день старая Атуа ходила  в  город  и
приносила воду и еду, необходимую для поддержания жизни,  а  также  жир  для
светильников. На  закате  и  на  рассвете  я  выходил  на  час  в  ущелье  и
прогуливался по нему, чтобы сохранить здоровье  и  зрение,  которого  я  мог
лишиться в кромешной  темноте  гробницы.  Ночью  я  поднимался  на  скалы  и
наблюдал звезды, все остальное  время  дня  и  ночи,  когда  я  не  спал,  я
проводил в молитвах и в размышлениях, и наконец груз вины, свинцовой  глыбой
давившей мое сердце, стал не так тяжек, я снова приблизился  к  богам,  хотя
мне не было дозволено обращаться к  моей  небесной  матери  Исиде.  Я  также
обрел много знаний и мудрости, проникнув в тайны,  которые  начал  постигать
еще  раньше.  От  воздержанной  жизни,  наполненной  молитвами  в  печальном
одиночестве, плоть моя как бы истаяла, но я  научился  заглядывать  в  самое
сердце явлений и вещей глазами моего духа, и наконец  меня  осенило  великое
счастье Мудрости, живительное, точно роса.
     Скоро по городу распространился слух, что в  зловещей  Долине  Мертвых,
уединившись во мраке гробницы, живет некий великий ученый по имени  Олимпий,
и ко мне стали приходить люди и приносить больных, чтобы  я  их  исцелил.  Я
принялся изучать свойства трав и растений, в чем меня наставляла Атуа,  и  с
помощью ее науки и заключений, которые я  сделал  сам  в  своих  углубленных
размышлениях, я достиг  больших  высот  в  искусстве  врачевания,  и  многие
больные излечивались. Шло время,  слава  обо  мне  достигла  других  городов
Египта, люди, говорили, что я не только великий ученый, но  и  чародей,  ибо
беседую в своей  гробнице  с  духами  умерших.  И  я  действительно  с  ними
беседовал, но об этом мне не позволено рассказывать. И вот  немного  времени
спустя Атуа перестала ходить в город за водой и  пищей,  все  это  приносили
нам теперь люди, и даже гораздо больше, чем нам было нужно, ибо  я  не  брал
платы за лечение. Сначала, опасаясь, что кто-то узнает в отшельнике  Олимпии
пропавшего Гармахиса, я принимал посетителей лишь в темной камере  гробницы.
Но потом, когда я узнал, что молва разнесла по всему Египту весть  о  гибели
Гармахиса, я стал выходить на свет и, сидя  у  входа  в  гробницу,  оказывал
помощь больным, а также составлял для знатных и богатых  жителей  гороскопы.
Слава моя меж тем все росла, ко  мне  стали  приезжать  люди  из  Мемфиса  и
Александрии; от них я узнал,  что  Антоний  оставил  Клеопатру  и,  так  как
Фульвия умерла, женился  на  сестре  цезаря  Октавии.  Много,  много  разных
новостей узнавал я от посещавших меня людей.
     Когда пошел второй год моего затворничества, я  послал  старую  Атуа  в
Александрию под  видом  знахарки,  торгующей  целебными  травами,  велел  ей
разыскать Хармиану и, если она увидит, что Хармиана  хранит  верность  своим
клятвам, поведать ей о том, где я живу. И Атуа  отправилась  в  Александрию,
откуда приплыла через четыре с лишним месяца, привезя мне пожелания  здравия
и радости от Хармианы, а также ее дары. Атуа мне рассказала, как ей  удалось
добиться встречи с Хармианой и как она, беседуя с ней, упомянула мое  имя  и
сказала, что я погиб, после чего Хармиана, не в силах сдержать своего  горя,
разразилась рыданиями. Тогда старуха, проникнув в ее помыслы и чувства,  ибо
была  очень  умна  и  обладала  великими  познаниями  человеческой  природы,
открыла Хармиане, что Гармахис  жив  и  посылает  ей  приветствие.  Хармиана
зарыдала еще громче - теперь уже от  радости,  бросилась  обнимать  старуху,
осыпала дарами и просила передать мне, что верна своей клятве и  ждет  меня,
чтобы свершить месть. Узнав в Александрии  много  такого,  что  другим  было
неведомо, Атуа вернулась в Тапе.
     В том  же  году  ко  мне  прибыли  посланцы  Клеопатры  с  запечатанным
посланием и с богатыми дарами. Я развернул свиток и прочел:

     "Клеопатра - Олимпию, ученому египтянину,  живущему  в  Долине  Мертвых
близ Тапе.
     Слава о твоей учености, о мудрый Олимпий, достигла наших ушей.  Дай  же
нам совет, и если твой совет поможет нам исполнить наше желание, мы  осыплем
тебя почестями и богатствами,  каких  еще  не  удостаивался  никто  во  всем
Египте. Как нам вернуть любовь  благородного  Антония,  которого  околдовала
злокозненная Октавия и так долго удерживает вдали от нас?"

     Я понял, что Хармиана начала  действовать  и  что  это  она  рассказала
Клеопатре о моей великой учености.
     Всю ночь я размышлял, призвав на помощь мою мудрость, а  утром  написал
ответ, который продиктовали мне великие  боги,  дабы  погубить  Клеопатру  и
Антония:

     "Египтянин Олимпий - царице Клеопатре.
     Отправляйся в Сирию с тем, кто будет послан, дабы доставить тебя  туда;
Антоний снова вернется в твои объятия и одарит тебя столь щедро, что ты и  в
самых дерзких мечтах такого не можешь представить".

     Это письмо я отдал посланцам Клеопатры и велел им поделить между  собой
посланные мне Клеопатрой дары.
     Они отбыли в великом изумлении.
     Клеопатра же  ухватилась  за  мой  совет  и,  повинуясь  порывам  своей
страсти, тотчас же отправилась в Сирию с Фонтейем Капито, и  все  случилось,
как я ей предсказал. Она снова опутала Антония своими чарами, и  он  подарил
ей  большую  часть  Киликии,  восточный  берег  Аравии,  земли  Иудеи,   где
добывался  бальзам,  Финикию,  Сирию,  богатый  остров  Кипр  и   библиотеку
Пергама. Детей же, близнецов, которых Клеопатра после сына  Птолемея  родила
Антонию, он кощунственно провозгласил "Владыками, детьми  владык",  и  нарек
мальчика Александром Гелиосом, что по-гречески означает  солнце,  а  дочь  -
Клеопатрой Селеной, то есть крылатой луной.
     Вот как развивались события дальше.
     Вернувшись  в  Александрию,  Клеопатра  послала  мне  богатейшие  дары,
которых я не принял, и  стала  умолять  меня,  мудрейшего  ученого  Олимпия,
переехать жить в ее дворец в Александрию, но время еще  не  наступило,  и  я
отказался. Однако и она, и Антоний постоянно отправляли  ко  мне  посланцев,
спрашивая моего совета, и все мои  советы  приближали  их  гибель,  все  мои