ожидает  депутат  Пэньи  и  вся  Франция,  мы  назовем  его  весьма искусным
Конвентом.
     В  самом деле, в  высшей степени  странно  видеть, как  этот динамичный
французский  народ  внезапно  кидается  от   "Vive  le  Roi!"  к  "Vive   la
Republique!"  и кипит,  и  танцует,  стряхивая,  так  сказать,  ежедневно  и
втаптывая в  пыль свои  старые социальные одежды, образ мыслей,  законы,  по
которым он прежде  существовал, и беззаботно  несется  навстречу беззаконию,
неизвестности, с сердцем, полным надежд, и с единственным  кликом: "Свобода,
Равенство и Братство" - на устах. Два ли столетия или только два года прошло
с тех пор, как вся  Франция гремела и  ликующие  клики  ее: "Да  здравствует
восстановитель французской свободы!"  -  неслись  к небу во  время праздника
Пик? Всего три коротких  года назад еще был Версаль  и был Oeil  de Boeuf, a
теперь  у  нас охраняемая  ограда Тампля,  окруженная драконовскими  глазами
муниципалов,  где,  как   в   преддверии  могилы,   заключена   уничтоженная
королевская власть.  В 1789 году  конституционный  депутат Барер "плакал"  в
своей газете "Заря" при виде примиренного короля Людовика, а теперь,  в 1792
году,  депутат Конвента Барер совершенно без  слез, быть  может, обдумывает,
следует ли гильотинировать примиренного короля Людовика или нет!
     Старые одежды с их украшениями  спадают (говорим мы) так скоро  потому,
что пришли в ветхость, и народ топчет их в своей пляске А новые? Где же они?
Где новые  моды и  законы?  Свобода, Равенство, Братство  - -  не одежды,  а
только  пожелания  одежды.  Нация в  настоящее  время, выражаясь фигурально,
нага; она не имеет ни порядка, ни одежды, это обнаженная нация санкюлотов.
     Вот в чем и каким образом выразилось торжество наших патриотов Бриссо и
Гюаде.  Иезекиилевы видения Верньо  о  падении тронов и корон, о  которых он
говорил  гипотетически и  пророчески весной  этого года,  неожиданно сбылись
осенью. Наши  красноречивые патриоты  из  Законодательного собрания, подобно
могущественным  волшебникам,  одним  словом  уст  своих  развеяли  по  ветру
королевскую  власть  с  ее  старыми  обычаями  и формулами  и  будут  теперь
управлять  Францией,  свободной от  формул. Свободной  от формул!  И все  же
человек не живет  без формул,  без привычек,  способов действия и бытия: Ubi
homines sunt modi sunt - где люди, там обычаи -  нет изречения вернее этого;
это  справедливо  от  чайного стола  и шкафа портного до верховных  сенатов,
торжественных храмов и простирается  на все области ума и фантазии, до самых
крайних пределов наделенного  членораздельной речью  существа.  Обычаи  есть
всюду, где есть люди. Это  самый  сокровенный  закон  человеческой  природы,
благодаря которому  человек  делается  ремесленником,  "употребляющим орудия
животным", не рабом импульсов, случайностей и дикой природы, а  до некоторой
степени их господином. Поэтому 25 миллионов людей, внезапно  отрешившихся от
своих  обычаев  и  пляшущих  на  них  таким  образом,  -  ужасная  вещь  для
управления!
     Красноречивым  патриотам   в  Законодательном  собрании  предстоит  тем
временем решить именно эту задачу. Под именем и  прозвищем  "государственных
мужей" (hommes  d'etat), умеренных (moderantes), бриссотинцев, роланистов и,
наконец, жирондистов  они прославятся, решая ее,  на весь мир. Ведь двадцать
пять миллионов, наделенных  пылким галльским темпераментом, полны надежды на
невыразимое, на всеобщее братство и Золотой Век, и в то же время полны ужаса
перед  объединившейся  против  них киммерийской  Европой. Это задача, равных
которой мало. Правда, если бы человек, как хвалятся  философы, мог видеть на
некоторое расстояние вперед и назад,  то  что, спрашивается, сделалось бы  с
ним  во многих,  случаях?  Что  в  этом  случае  сделалось  бы  с  этими 749
человеками? Конвент,  ясно  видящий  вперед и  назад, был  бы парализованным
Конвентом,   но,   видя  ясно  не   далее   своего   носа,  он   -   Конвент
непарализованный.
     Для  самого  же Конвента  не подлежат сомнению ни дело, ни  способ  его
совершения:  нужно  создать конституцию, а до тех пор  защищать  Республику.
Поэтому довольно быстро составляется Конституционный комитет. Сиейес, бывший
член Конституанты, составитель конституций по призванию; Кондорсе, способный
на  лучшее;  депутат  Пейн, чужеземный  благодетель  рода  человеческого,  с
"красным, прыщеватым лицом  и черными,  блестящими  глазами"; Эро де Сешель,
бывший  член парламента, один из красивейших  мужчин Франции, - эти  лица  с
низшими собратьями  по ремеслу  заботливо приступают к делу, намереваясь еще
раз  "составить  конституцию",  будем  надеяться, более  действенную,  чем в
прошлый раз.  Ибо кто же сомневается, что конституция может быть составлена?
Иначе это означало бы, что  евангелие от Жан Жака  явилось  в  мир напрасно.
Правда, наша последняя конституция рухнула жалким образом в  течение первого
же года. Но что же  из  того? Это значит только, что нужно  очистить  ее  от
мусора и сложить камни заново, лучше. "Надо, во-первых, расширить основание"
до всеобщей  подачи  голосов, если понадобится; во-вторых,  исключить гнилой
материал - королевскую власть и тому подобное; а вообще стройте, невыразимый
Сиейес и компания, стройте неутомимо! Пусть частые опасные обвалы подмостков
и  сложенного камня  раздражают,  но не  обескураживают  вас.  Хотя бы  и  с
переломанными членами, но  с пылающими  сердцами начинайте сейчас же  снова,
отметая в сторону обломки; стройте, говорим мы, во имя Неба, пока  работа не
будет стоять прочно  или пока человечество  не бросит ее  и  не  вознаградит
строителей конституции  смехом и слезами. Значит, было  предопределено,  что
когда-нибудь в течение вечности  должен быть испробован и этот "Общественный
договор". Поэтому конституционный  комитет должен потрудиться с  надеждой  и
верой, и пусть не препятствует ему какой-нибудь читатель этих страниц!.
     Итак, составить  конституцию и весело вернуться  домой через несколько,
месяцев  -  так  пророчествует  сам  о  себе Национальный Конвент, по  такой
программе пойдут его действия и события. Но как далеко в подобных случаях от
самой  лучшей  научной программы  до ее  действительного  выполнения!  Разве
всякое собрание людей не есть, как мы часто  говорим,  собрание неисчислимых
влияний; каждая  единица  его есть микрокосм  влияний, как  же  может  наука
что-либо  вычислить   или  предсказать?  Наука,   которая  со  всеми  своими
дифференциальными,  интегральными  и  вариационными  исчислениями  не  может
решить  задачу  о  трех  взаимно  тяготеющих  телах, должна  молчать здесь и
сказать только следующее: в этом  Национальном  Конвенте имеется  749 весьма
своеобразных  душ,  обладающих  свойством   притяжения  и  многими  другими,
которые, вероятно, совершат непостижимым образом предназначенное им Небом.
     Кое-что  может  быть   рассчитано  или  предположено   в  применении  к
национальным собраниям,  парламентам, конгрессам, заседающим  долгое  время,
имеющим серьезные намерения, а главное, не "устрашающе серьезным", но даже и
их действия составляют своего рода тайну, благодаря чему  газетные репортеры
имеют средства к  жизни; даже и они время от времени, как безумные, сходят с
колеи. Тем более это относится к бедному Национальному Конвенту, наделенному
французской горячностью и побуждаемому действовать быстро, не имея ни опыта,
ни  колеи,  ни следа или вехи, и вдобавок  каждый  член которого так  ужасно
серьезен! Такого парламента не было буквально  никогда и нигде в мире. Члены