сложности, становятся  такой проблемой. Например, поземельный налог Калонна,
всеобщий,  не  делающий  исключений,  не  является  ли якорем  спасения  для
финансов? Или разработанный самим Ломени,  чтобы показать, что и он не лишен
финансового  таланта, эдикт о печатях, или  гербовый  сбор,  - конечно, тоже
заимствованный, правда,  из Америки  - будет ли он более успешен во Франции,
чем на родине?
     У Франции есть, конечно, свои  средства  спасения, тем не менее  нельзя
отрицать, что  этот парламент имеет сомнительный вид. Уже  в  заключительной
симфонии  роспуска  нотаблей  в   речи  председателя  Парижского  парламента
прозвучали  зловещие нотки. Очнувшись от магнетического сна и включившись  в
жизненную суету, Адриен Дюпор угрожает впасть в столь же  сверхъестественное
бодрствование. Менее глубок, но более шумен намагниченный д'Эпремениль с его
тропическим  темпераментом  (он  родился  в  Мадрасе) и мрачной  бестолковой
вспыльчивостью.  Он  увлекается идеями  Просвещения,  животным  магнетизмом,
общественным мнением,  Адамом  Вейсгауптомвсякими другими беспорядочными,  но  жестокими вещами; от него тоже хорошего
ждать не  приходится.  Даже пэры  Франции  затронуты  брожением.  Наши  пэры
слишком  часто опрометчиво снимали кружева, шитье и  парики,  прохаживаясь в
английских  костюмах  и  разъезжая   верхом,  приподнявшись   в   стременах,
по-английски; в их головах  нет ничего,  кроме неповиновения, мании свободы,
беспорядочной, бескрайней оппозиции. Весьма сомнительно, что мы можем на них
положиться, даже если бы они обладали волшебным кошельком! Но Ломени прождал
весь июнь, вылив в волны все  имеющееся  масло, а теперь будь что  будет, но
два финансовых эдикта  должны быть  изданы.  6  июля  он вносит  в Парижский
парламент свои  предложения о  гербовом налоге и поземельном налоге,  причем
гербовый налог идет первым, как  будто Ломени стоит на собственных ногах,  а
не на ногах Калонна.
     Увы, парламент не хочет регистрировать эдикты: парламент требует "штаты
расходов", "штаты предполагаемых сокращений расходов" и массу других штатов,
которые Его Величество вынужден  отказаться представить! Разгораются  споры,
гремит патриотическое красноречие, созываются пэры. Неужели Немейский левощетинивается?  Разумеется, идет дуэль,  на  которую взирают Франция и  весь
мир, молясь, по меньшей мере любопытствуя и заключая пари. Париж зашевелился
с новым воодушевлением. Внешние дворы Дворца правосудия заполнены необычными
толпами, то накатывающимися, то отступающими; их  громкий ропот, доносящийся
снаружи,  сливается  с  трескучим  патриотическим красноречием,  раздающимся
внутри, и придает ему силы. Бедный Ломени издали взирает на все это, потеряв
покой, и рассылает невидимых усердных эмиссаров, но без успеха.
     общества, ставившего перед собой просветительные цели.
     восстановителями свободы Афин.
     из своих двенадцати подвигов.

     Так проходят душные  жаркие  летние дни в наэлектризованной атмосфере -
весь  июль.  И тем  не  менее в  святилище юстиции не  звучит  ничего, кроме
разглагольствований  в  духе Гармодия  -  Аристогитона под  шум  толпящегося
Парижа,  -   регистрация  эдиктов  не   осуществлена,  никакие   "штаты"  не
представлены. "Штаты? - говорит один остроумный парламентарий. - Господа, по
моему  мнению, штаты, которые  нам должны  представить,  -  это  Генеральные
штаты". Этот весьма уместный каламбур  вызывает хохот и шумок одобрения. Что
за  слово прозвучало во Дворце  правосудия! Старый д'Ормессон  (дядя бывшего
контролера) качает видавшей виды головой: ему совсем не смешно.  Но  внешние
дворы,  Париж  и  Франция  подхватывают удачное словцо и  повторяют и  будут
повторять его; оно будет передаваться и звучать все громче, пока не вырастет
в  оглушительный гул.  Совершенно  ясно,  что  нечего и думать о регистрации
эдиктов.
     Благочестивая  пословица  гласит:  "Лекарства  есть  от   всего,  кроме
смерти".  Раз  парламент  отказывается  регистрировать  эдикт,  есть  давнее
средство,  известное  всем,  даже  самым  простым  людям,   -  заседание   в
присутствии  короля.  Целый  месяц парламент провел  в пустословии,  шуме  и
вспышках гнева; гербовый эдикт не зарегистрирован, и не похоже, чтобы он был
зарегистрирован, о  поземельном  эдикте  лучше  не  вспоминать.  Так пусть 6
августа  весь  упрямящийся  состав  парламента  будет привезен  в каретах  в
королевский дворец  в Версале, и  там, проводя заседание, король прикажет им
своими собственными королевскими устами  зарегистрировать  эдикты. Пусть они
возмущаются про себя, но им придется повиноваться, иначе - тем хуже для них.
     Так  и   сделано:   парламент  приехал  по   приказу  короля,  выслушал
недвусмысленное  повеление  короля,  после  чего  был  отвезен  обратно  при
всеобщем  выжидающем молчании.  А  теперь,  представьте  себе,  поутру  этот
парламент собирается снова в своем дворце, "внешние дворы которого заполнили
толпы", и не только не  регистрирует эдикты, но  (что  за предзнаменование!)
заявляет,  что все происходившее в предыдущий день  -  ничто,  а королевское
заседание - не более чем пустяк! Воистину нечто новое в истории Франции! Или
еще того  лучше: наш героический парламент  вдруг  осеняет  несколько других
мыслей, и он заявляет, что вообще  регистрация эдиктов о налогах не входит в
его компетенцию  - и это после нескольких столетий принятия эдиктов, видимо,
по ошибке! - и что совершать подобные акции компетентна только одна власть -
собрание трех сословий королевства!
     Вот  до  какой  степени общее настроение  нации  может  овладеть  самой
обособленной  корпорацией;  вернее сказать, вот каким человекоубийственным и
самоубийственным  оружием  сражаются  корпорации  в  отчаянных  политических
дуэлях! Но в любом  случае  разве это не настоящая братоубийственная  война,
где  грек  выступает  против грека и на  которую  люди, даже  совершенно  не
заинтересованные лично,  взирают с несказанным  интересом? Как  мы говорили,
сюда  бурно  стекаются наводняющие внешние дворы  толпы молодых,  охваченных
манией  свободы дворян  в английских  костюмах  и  привносящих дерзкие речи,
прокуроров,  судейских   писцов,  которые   ничем  не   заняты  в  эти  дни,
праздношатающихся,  разносчиков сплетен  и  другой неописуемой  публики. "От
трех до  четырех тысяч людей" жадно ждут чтения Резолюций (Arretes), которые
должны  быть   приняты   внутри,  и   приветствуют  их  криками   "Браво"  и
аплодисментами   шести  -  восьми  тысяч  рук!  Сладок  мед  патриотического
красноречия,  и   вот  вашего   д'Эпремениля,  вашего  Фрето  или   Сабатье,
спустившихся  с  демосфеновского  Олимпа,  когда  смолкли громы  этого  дня,
приветствуют во  внешних дворах криками из четырех тысяч глоток, проносят на
плечах по улицам до дома, "осыпаемых благословениями", и они задевают звезды
своими гордыми головами.

        "Глава пятая. МОЛНИИ ЛОМЕНИ"