сто песо - ничтожная сумма, если учесть все  перенесенные ими тяготы, пустяк
для тех, кто видел весь клад.
     Дело чуть до дошло до открытого бунта. Начались кровавые дуэли. Кортесу
пришлось  вмешаться; он  действовал  не строгостью, а обещаниями, уговаривая
солдат, как  об  этом  рассказывает один из его  воинов, "с помощью красивых
слов, которые  у  него всегда были в  запасе  на все случаи  жизни". Солдаты
послушались его. Кортес  пообещал им такое вознаграждение,  о  котором они и
мечтать  не смели; однако пока солдаты получили лишь пятую часть всей добычи
- остальные четыре пятых оставались во дворце.
     События,   происшедшие  спустя  несколько   месяцев,  были  куда  более
серьезными. Во главе гарнизона Веракрус стоял преданный Кортесу офицер; он и
сообщил конкистадору,  что по приказанию разгневанного  Веласкеса  в  гавань
Веракрус  прибыла  эскадра  под командованием некоего Нарваэса. Единственная
его цель -  захватить  Кортеса, отстранить  его от должности, арестовать  за
открытый мятеж  и превышение полномочий  и доставить в  кандалах  на  остров
Куба. От того же  офицера Кортес  узнает совершенно невероятные подробности:
на 18  каравеллах  Нарваэса  находятся 80  всадников, 80 самопальщиков,  150
арбалетчиков и множество  пушек.  Так Кортес, который и  без  того сидит  на
пороховом погребе в  самом центре враждебной ему  столицы ацтеков,  внезапно
приобретает еще  одного  врага - на этот раз в лице своих соотечественников.
Этот  враждебный  Кортесу  отряд  не  только   намного  сильнее,   чем   его
собственный, - он представляет собой наиболее  мощные  вооруженные  силы  из
всех  когда-либо  вступавших  в бой в Новом Свете. И тогда  происходит нечто
невероятное, настолько поразительное,  что  каждый,  кто до  сих  пор считал
Кортеса  просто  счастливчиком  и  объяснял  его  успехи  свойственной   ему
напористостью и плохим вооружением индейцев, должен был теперь изменить свою
точку  зрения.  Кортес  принимает  решение  выступить  навстречу Нарваэсу  и
разбить его наголову.
     Каким же образом он предполагал это сделать?
     Он отваживается оставить две трети своих солдат под командованием Педро
Альварадо  в  Мехико  -  в  качестве  гарнизона и  одновременно  для  охраны
Монтесумы  - ценного заложника. Сам  же  с оставшейся третью, что составляло
семьдесят  человек,   выступает  навстречу  Нарваэсу.  Покидая   Мехико,  он
умудрился  до  такой  степени  запугать Монтесуму  рассказами о  том,  каким
наказаниям  он  подвергнет  соотечественников, что нерешительный  правитель,
ожидая  от возращения  испанцев  самого  ужасного,  не  желал  слушать  свою
советников  и  приближенных, пытавшихся  убедить его  воспользоваться  самым
благоприятным  для  восстания   моментом.  Более  того,  стараясь  задобрить
Кортеса, он  дошел в своей кротости до  того, что  проводил его (разумеется,
под охраной Альварадо) до плотины, обнял на прощание и пожелал успехов.
     Пополнив свой отряд за счет союзников -  теперь он уже  насчитывает 266
человек,  -  Кортес спускается  вниз, на равнину,  в  Tierra caliente.  Льет
дождь, бушует непогода. Через  разведчиков Кортес узнает,  что Нарваэс дошел
до Семпоалы; таким образом, теперь его отделяет от противника только река.
     Тем временем  Нарваэс,  опытный  и рассудительный  военачальник, решает
идти  вечером к реке, чтобы  напасть на Кортеса, однако его солдаты выражают
недовольство: кому  захочется воевать  в такую  проклятую погоду? И Нарваэс,
уверенный, что в эту темную и дождливую ночь Кортес не решится на переправу,
возвращается в город и спокойно располагается на отдых,  целиком положившись
на превосходство своих сил.
     Но  Кортес  все-таки  переправляется  через реку. Он  застает  врасплох
часовых противника, и вот уже немногочисленные, плохо вооруженные  солдаты с
кличем "Espiritu Santo!" ("Святой дух!") врываются под командованием Кортеса
в лагерь  Нарваэса, до отказа набитый солдатами и вооружением. Это случилось
в ночь под Троицын день 1520 года.  Нападение  застает Нарваэса  врасплох; в
коротком, но  ожесточенном  ночном бою,  озаряемом  лишь  пламенем пожарищ и
вспышками  орудий  -  впрочем, пушкари  успевают  сделать  не  более  одного
выстрела,  - Кортес захватывает лагерь.  Нарваэс сражается на вершине одного
их  храмов.  Метко  пущенное  копье  попадает  ему  в глаз.  Стоны  Нарваэса
перекрывает   торжествующий   возглас    Кортеса:   "Победа!"   Впоследствии
рассказывали, будто  за  правое  дело Кортеса  вступились  кокуйо - светляки
фантастических  размеров:  целыми  роями слетались  они  к  лагерю, и  людям
Нарваэса казалось,  что  их  окружает  огромная армия,  движущаяся при свете
факелов.  Однако   совершенно  очевидно,  что  заслуга  победы  принадлежала
Кортесу;  все ее значение можно было оценить  лишь  тогда, когда большинство
побежденных  согласилось  принести  Кортесу  клятву   верности  и  когда  он
подсчитал трофеи - пушки, ружья,  коней. Только теперь, впервые за все время
экспедиции  Кортеса,  в  его  распоряжении  оказались  действительно  мощные
вооруженные силы. Впрочем,  то, что Кортесу каким-то чудом  удавалось до сих
пор с маленьким отрядом, ему не удалось сделать, имея большую армию.


     Глава 28
     ОБЕЗГЛАВЛЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
     Испанцы  вторглись  в  страну  с  мечом  и  крестом:  под  сенью креста
маршировали они, призывая  на помощь Espiritu Santo - Святой  дух. Кресты, а
затем  и  церкви  поднимались там, где  испанцы утверждались более или менее
прочно.  Священники  исповедовали   воинов  перед  каждой   битвой,  служили
торжественные мессы после  каждой победы и пытались  обратить в христианскую
веру ацтеков.
     Здесь  не  место  исследовать  значение и  правомочность  миссионерской
деятельности.  Для нас  важно одно: вторгшись  в  царство  ацтеков,  испанцы
впервые столкнулись не  с дикими племенами,  вся религия которых  сводится к
нескольким обрядам и примитивному анимизму, к  обожествлению природы и духа,
а с древней религией,  которая хоть  и  была  в целом  политеистичной,  но в
почитании  двух  своих  главных  богов  -  Хуицилопочтли  и  Кецалькоатля  -
проявляла явно  монотеистические  тенденции;  кроме  того, благодаря  тесной
связи  с  астрономией  эта  религия наложила определенный  отпечаток  на всю
цивилизацию  страны,  что до сих пор  было  характерно  во всяком  случае, в
известном тогда мире - для всемирных и искупительных религий.
     Ошибка  испанцев и их священников  заключалась в том,  что они  слишком
поздно  это  заметили.  Но могли  ли  они это  вообще  заметить?  Необходимо
вспомнить, какое  значение имела церковь в начале XVI века. В те годы, когда
Кортес  маршировал  по  Мексике,  Мартин  Лютер был  всего-навсего  мятежным
монахом,  автором  нескольких  крамольных статей, Коперник еще не  возвестил
миру о своей  теории,  а  Галилео Галилей  и  Джордано Бруно еще  не  успели
родиться. В те времена  не существовало  искусства, науки, да  и самой жизни
вне    церкви.   Все   западноевропейское   мышление    было   христианским.
Ограниченность  такого  представления  о   мире,   абсолютная  вера   в  его
правильность,   в  вечность  его  существования  и  его  очистительную  силу