и о том, как северные воины сражались на судах, скованных цепью


     Пан Тун испуганно обернулся. Перед ним стоял его старый друг Сюй Шу. Это
немного успокоило Пан Туна, он огляделся по сторонам -- поблизости никого не
было -- и сказал:

     -- Жаль, если вы расстроите мой план! Ведь от этого зависит судьба
населения восьмидесяти одного округа Цзяннани.

     -- А какова судьба восьмисот тридцати тысяч воинов, находящихся здесь? --
улыбаясь, спросил Сюй Шу.

     -- Значит, вы действительно хотите расстроить мой план?

     -- Нет, я пошутил! -- ответил Сюй Шу. -- Лю Бэй в свое время осыпал меня
милостями, и я не забыл, что должен его отблагодарить. Но я поклялся никогда
не давать советов Цао Цао за то, что он обрек на смерть мою матушку. Не
тревожьтесь, я план ваш не стану расстраивать. Меня беспокоит лишь одно.
Я до сих пор повсюду следую за войсками Цао Цао. Всем известно, что когда
громят армии, не различают, где яшма, а где простой камень. Значит,
пострадаю и я? Вот вы и научите меня, как избежать этой беды. Тогда я буду
молчать.

     -- Вы такой прозорливый и дальновидный! -- засмеялся Пан Тун. -- Подумайте,
разве вам может грозить беда?

     -- А это я хотел бы услышать от вас! -- сказал Сюй Шу.

     Пан Тун наклонился к уху Сюй Шу и прошептал несколько слов. Сюй Шу повеселел
и поблагодарил его. Пан Тун попрощался, сел в лодку и уехал в Цзяндун.

     Вечером Сюй Шу разослал своих верных людей по всем лагерям сеять какие-то
слухи. А утром воины, собираясь небольшими кучками, о чем-то оживленно
толковали. Соглядатаи донесли Цао Цао, что в лагерях идут разговоры, будто
Хань Суй и Ма Тэн в Силяне подняли мятеж и напали на Сюйчан. Встревоженный
Цао Цао созвал своих советников и сказал им:

     -- Когда я шел в поход на юг, мысль о Ма Тэне и Хань Суе не давала мне
покоя. Сейчас среди моих воинов ходят тревожные слухи, и я не знаю, верно ли
говорят... Во всяком случае надо принять меры...

     Не успел Цао Цао договорить, как к нему обратился Сюй Шу:

     -- Господин чэн-сян, вы назначили меня на высокую должность, но, к
сожалению, до сих пор мне не удалось вас отблагодарить. Дайте мне три тысячи
конных и пеших воинов, и я пойду к заставе Саньгуань охранять горные
проходы... Если случится что-либо важное, я сообщу вам незамедлительно.

     -- О, тогда я могу быть спокоен! -- воскликнул обрадованный Цао Цао. -- Вы
возглавите войска, которые уже стоят на Саньгуане, и я дам вам еще три
тысячи воинов. С вами пойдет Цзан Ба! Отправляйтесь не мешкая!

     Сюй Шу попрощался с Цао Цао и вместе с Цзан Ба выступил в поход.

     В этом и заключался план спасения Сюй Шу, подсказанный ему Пан Туном.
Потомки сложили по этому поводу такие стихи:

     В поход отправляясь на юг, тревожился все Цао Цао
     О том, что Ма Тэн и Хань Суй поднимут на битву войска.
     Одно только слово Пан Тун промолвил Сюй Шу, но спасенье
     Явилось ему, словно рыбе, сорвавшейся с крючка.

     Отправив Сюй Шу, Цао Цао немного успокоился. Он сел на коня и поехал
осматривать лагеря, тянувшиеся вдоль берега реки. Потом он поднялся на
главный корабль, где развевалось знамя со знаком полководца. Оттуда ему был
виден флот, выстроившийся в две линии. На всех судах под прикрытиями сидели
стрелки с луками наизготовку. Цао Цао расположился на верхней палубе
большого корабля. Это происходило зимой, в пятнадцатый день одиннадцатого
месяца двенадцатого года Цзянь-ань [207 г.].

     Небо было чистое, дул слабый ветер, и река спокойно катила свои воды. Цао
Цао велел подать вино и устроить пир для своих военачальников.

     Смеркалось. Над восточными горами взошла луна, ясная, как солнце.
Поблескивавшая при ее свете великая река Янцзы напоминала широкую полосу
белого шелка.

     Цао Цао восседал на палубе. По обе стороны от него, опираясь на копья и
алебарды, стояли телохранители в расшитых узорами шелковых одеждах.
Гражданские и военные чины расселись по старшинству.

     Перед глазами Цао Цао, словно на картине, раскинулись горы Наньбин. На
востоке взор его охватывал реку до самых границ Чайсана, на западе -- до
Сякоу. На юге высились горы Фань, на севере тянулся Улинь -- Черный лес.
Какой необозримый простор! У Цао Цао стало легко и радостно на душе, и он
сказал своим гостям:

     -- Подымая войско во имя справедливости, против злодеев, я поклялся
принести народу Поднебесной мир и покой. Могу ли я не иметь успеха в любом,
даже самом трудном, деле, обладая несметным войском, надежным и преданным
мне? Остается только покорить Цзяннань, и тогда в Поднебесной не будет ни
смут, ни тревог, и мы с вами сможем радоваться великому благоденствию и
наслаждаться богатством и славой.

     -- Мы искренне желаем, чтобы вы, господин чэн-сян, поскорее отпраздновали
победу, -- дружно ответили военачальники. -- Ведь от ваших успехов зависит и
наше благополучие.

     Цао Цао приказал подать еще вина. Все пили до полуночи. Цао Цао, уже совсем