архитектуре; этот поэт, а тот хороший оратор,  один  -  хороший  философ,  а
другой - хороший медик. Этот обращается к богословским штудиям  и  помышляет
таким путем добиться почестей и славы, как это делал и я с  детских  лет,  и
вот с  помощью  моих  наставников  я  достиг  того,  что  получил  здесь,  в
Виттенберге, summum gradus Doctoratus cum laude {Степень доктора с  отличием
(лат.).}. Но что из того? Я доктор и останусь доктором.  Я  много  слышал  и
читал о свойствах планет и о том, что небо будто бы in forma  sphaerica,  т.
е. круглое. Но я хотел бы все увидеть, ощупать  руками,  поэтому  я  решился
отложить на время богословские занятия и предаться изучению магии.
     Ангел.  Продолжай  занятия  богословием,  Фауст,   и   оставь   занятия
нигромантией, или ты погибнешь на веки вечные.
     Мефистофель.  Продолжай  занятия  нигромантией,  Фауст,  и  ты  станешь
ученейшим доктором, который когда-либо жил в Азии, Африке,  Америке  и  всей
Европе.
     Фауст. Как! Что я слышу! Два голоса спорят. Один справа,  другой  слева
от меня. Голос справа за  богословие,  голос  слева  за  нигромантию.  Голос
справа, от кого ты исходишь?
     Ангел. Я твой добрый ангел, ниспосланный свыше, чтобы спасти твою  душу
и направить ее к вечному блаженству.
     Фауст. Ну, а ты, голос слева, кто ты?
     Мефистофель. Я дух подземного мира и  явился  сделать  тебя  счастливее
всех прочих людей!
     Фауст. Что за чудеса! Фауст, ты можешь поистине  возрадоваться?  ангелы
небесные нисходят, чтобы утешить тебя, а духи подземного мира, чтобы служить
тебе. Ага, я понимаю:  раз  я  замыслил  возлюбить  нигромантию  и  оставить
богословие, ты не годишься мне, голос справа; ты же следуй  за  мной,  голос
слева.
     Мефистофель. Ха-ха-ха-ха!
     Ангел. Увы, Фауст, остерегайся! Тяжко  будет  тебе,  если  ты  погубишь
понапрасну свою душу и будешь терзаться адскими муками.
     Фауст. Свершилось, Фауст! Отныне живи счастливее, нежели  до  сих  пор.
Сейчас я отправлюсь в свой кабинет и приступлю к этому радостному занятию, а
посему, Фауст, не бойся ничего, все свершится по твоему желанию. (Уходит).


АКТ II

                  Пикельхеринг входит со своими пожитками.

     Пикельхеринг. Ах, я бедный растяпа, если бы не было больно,.  я  влепил
бы сам себе пощечину. Я заслуживаю, чтобы меня заперли и нет  давали  ничего
жрать, кроме одних только жареных цыплят и рябчиков, и  ничего  пить,  кроме
чистого испанского вина и мальвазии. Как вспомню я все  те  лакомые  штучки,
которые я едал у своего батюшки, этого старого осла, я готов швырнуть  оземь
все свои вещи. Но вы, чего доброго, спросите меня: а почему ты не остался  у
своего батюшки? Ну, а я отвечу: сбежал от великого множества  постных  дней.
Но послушайте-ка, что со мной приключилось на этих днях: я заблудился середь
прямой дороги и пришел к какой-то большой горе. Вижу - большие ворота,  я  и
подумал, что это, верно, харчевня и постучал. А тут вышел какой-то  мерзкий,
грязный плут, от которого разило серой и смолой, как от угольщика  дымом.  Я
спросил, что это за увеселительное заведение, в котором от людей так воняет.
Тогда этот молодчик окликнул меня  по  имени  и  сказал:  "О,  Пикельхеринг!
Откуда ты?". Черт возьми, подумал я, неужели я так знаменит? И спросил  его,
кто он такой. Он ответил, что его имя Штрозак {2}, а это -  преисподняя,  он
же сам - привратник, ежели мне угодно будет взглянуть на  всякие  невиданные
вещи. Я дал себя уговорить. Тогда господин  Штрозак  повел  меня  в  большую
комнату, а там сидели все какие-то молодчики на низеньких стульях, у  них  в
горле торчала воронка и через нее им вливали подогретое пиво,  сваренное  из
серы со смолой. Я спросил мсье Штрозака, что это значит. Он сказал, что  это
пропойцы, которые на этом свете не напились  вволю:  вот  им  и  подбавляют.
Тогда я сказал, что если уж  пить  за  здравие,  то  я  предпочитаю  бутылку
мартовского пива, а эта комната мне не по душе. Мы перешли в другую,  а  там
кругом были натыканы сапожные гвозди, а на них было  навешано  полным  полно
народу... Я спросил, нет ли здесь  таких  же  Пикельхерингов,  как  я;  нет,
сказал господин Штрозак, их здесь не выносят из-за вони;  но  ежели  я  хочу
остаться, он устроит мне подходящее местечко.  Я  от  души  поблагодарил  за
доброе намерение и  был  рад,  когда  унес  оттуда  ноги.  Ну,  а  теперь  я
проголодало если я не раздобуду чего-нибудь поесть, то,  кажется,  сам  себя
слопаю. Вот как паскудно живется в этой сволочной преисподней. По-моему,  им
и вовсе нечего жрать. Но, постой, это что за птица?


АКТ III
                           Вагнер и Пикельхеринг.

     Вагнер.  Мой  господин  Фауст  велел  мне   присмотреть   какого-нибудь
мальчика, который подсоблял бы мне в работе по дому. Таких брод шляется  тут
достаточно, но они предпочитают  просить  милостыню,  чем  служить  честному
хозяину.
     Пикельхеринг. Да будь  у  меня  только  хозяин,  уж  я  бы  ему  славно
послужил. Уж я бы потрудился, особливо вилкой да ножиком!
     Вагнер. Ого, я вижу тут подходящего парня; он наверно достаточно силен,
если только захочет пойти мальчиком для услуг.
     Пикельхеринг. Неужто этот чудак принимает меня за мальчика: ведь жру-то
я за четырех мальчиков!
     Вагнер. Добрый день, сударь.
     Пикельхеринг. Кого это он имеет в виду?
     Вагнер. Еще раз: добрый день, сударь.
     Пикельхеринг. Тысячу чертей! Он называет меня "сударь". Я, должно быть,
имею неплохой вид; но дай-ка, я поговорю с ним. Послушайте, сударь, что  вам
от меня надобно?
     Вагнер. Скажи-ка, не хочешь ли ты поступить в услужение?
     Пикельхеринг. Что за невежа! Сначала: добрый день, сударь, а теперь: не
хочешь ли поступить в услужение! Твое счастье, что я не вспыльчивого  нрава,
иначе моя высокородная рука осквернила бы твою всемогущую физиономию.  Разве
ты не предложил "сударю" пойти в "услужение"?
     Вагнер. Да, я спрашиваю тебя, не хочешь ли ты поступить в услужение?
     Пнкельхеринг. Что правда, то правда, если я еще долго буду эдак шляться
по свету, я останусь не только без хозяина, но и без головы.
     Вагнер. Ну вот, видишь! Я дам тебе место.