рассказывать все, что слышал от короля о заслугах Кмицица  и  от  самого
Кмицица о похищении князя Богуслава.
   - Стало быть, - кончил он свой  рассказ,  -  все  это  неправда,  что
наговорил об этом рыцаре князь Богуслав! Мало того,  нет  у  князя  злее
врага, чем пан Кмициц; князь и панну Биллевич увез из Кейдан, чтобы  так
ли, этак ли отомстить ему.
   - А нам этот кавалер спас жизнь и конфедератские хоругви предупредил,
что князь воевода идет на них! - воскликнул  Заглоба.  -  Да  при  таких
заслугах все старые грехи должны  быть  забыты!  Но  боже  ты  мой,  как
хорошо, что не один он пришел, а с тобой, пан Михал, как хорошо,  что  и
хоругвь наша за городом, ведь страх как люты на него лауданцы, не  успел
бы он рот раскрыть, а уж они бы его подняли на сабли.
   - От всей  души  приветствуем  тебя,  милостивый  пан,  как  брата  и
будущего соратника! - сказал Ян Скшетуский.
   Харламп за голову хватался.
   - Да он никогда не пропадет! - говорил он. - Из любой пучины на берег
выплывет, да еще со славой!
   - Ну не говорил ли я вам! - кричал Заглоба, - Я,  как  увидал  его  в
Кейданах, сразу подумал: вот это воитель, это удалец! Помните,  мы  ведь
тотчас стали с ним целоваться. Моих это рук дело, что разбит  Радзивилл,
но и его, и ведь это меня бог осенил в Биллевичах,  что  не  дал  я  его
расстрелять! Друзья мои, что за толк в сухой беседе,  гость-то  какой  у
нас, чего доброго, он подумает, что мы вовсе ему и не рады.
   Услышав такие речи, Редзян тотчас отослал татарина с  тулупчиками,  а
сам со слугою стал готовить угощение.
   Но Кмициц об одном только думал: как бы разузнать у Харлампа,  нельзя
ли вызволить Оленьку.
   - Ты был при этом, милостивый пан? - спрашивал он.
   - Да я почти что и не выезжал из Кейдан, - ответил носач.  -  Приехал
князь Богуслав к нашему князю воеводе. К ужину так разоделся, что  прямо
ослепил нас, и видно было, что панна Биллевич  очень  ему  приглянулась,
только что не мурлыкал он от удовольствия, как кот, когда его гладят  по
шерстке. Но о коте говорят, будто и он богу молится,  а  князь  Богуслав
коль и маливался, так разве что  одному  сатане.  А  уж  как  он  к  ней
подольщался, как за нею увивался, как мелким бесом рассыпался...
   - Оставь! - сказал Володыёвский. - Не видишь разве,  что  сердце  ему
растравляешь.
   - Нет, нет! Говори, милостивый пан, говори! - воскликнул Кмициц.
   - Толковал он тогда за столом, - продолжал Харламп, - будто  и  самим
Радзивиллам не зазорно  на  шляхтянках  жениться,  будто  и  сам  бы  он
предпочел на шляхтянке жениться, чем на какой-нибудь там  принцессе,  из
тех, что сватали ему французский король и королева; фамилий ихних  я  не
упомнил, такие они  были  чудные,  будто  кто  тебе  в  лесу  на  гончих
порскал...
   - Ну что ты об этом толкуешь! - остановил его Заглоба.
   - Ясное  дело,  для  того  это  он  говорил,  чтоб  прельстить  панну
Биллевич. Мы тотчас  это  смекнули,  переглядываться  да  перемигиваться
стали, справедливо рассудив, что хочет он на невинность ее покуситься.
   - А она? Что же она? Что же она? - лихорадочно спрашивал Кмициц.
   - Ну, она шляхтянка, благородная девица, знает, как держать  себя,  и
виду не подала и не глянула на него, но когда он о тебе  заговорил,  тут
она так и впилась в него глазами. А как сказал он,  будто  ты  посулился
ему за сколько-то дукатов похитить короля и живым или мертвым  доставить
шведам, страх что тут сделалось с нею. Мы уж думали, помрет; но так  она
на тебя разгневалась, что превозмогла женскую слабость. А как  начал  он
расписывать,  с  каким  презреньем  отверг  твои  посулы,  тут  уж   она
превозносить его стала и с благодарностью на него поглядывать,  а  потом
уж и руки не отняла, как повел он ее из-за стола.
   Кмициц закрыл руками глаза.
   - Спасите, спасите, кто в бога верует! - твердил он. И вдруг сорвался
с места. - Прощайте!
   - Как? Куда ты? - преградил ему путь Заглоба.
   - Король меня отпустит, и я поеду и разыщу его! - ответил Кмициц.
   - Ах ты, господи! Да погоди же ты! Ты еще толком обо всем не узнал, а
чтоб разыскать его, у тебя еще довольно времени. Да и с кем ты  поедешь?
Где его разыщешь?
   Кмициц, быть может, и не стал бы слушать старика, но так ослаб он  от
ран, что силы совсем оставили его, он упал  на  скамью  и,  привалившись
спиною к стене, закрыл глаза.
   Заглоба дал ему чару вина, он схватил ее дрожащими руками и, проливая
вино на бороду и грудь, осушил ее залпом.
   - Ничего ты еще не потерял, - сказал ему Скшетуский,  -  осторожность
только тут  нужна,  потому  славен  он  и  знатен.  Станешь  действовать
сгоряча, опрометчиво, и панну Биллевич можешь погубить, и себя.
   - Выслушай же Харлампа до конца, - сказал Заглоба.
   Кмициц стиснул зубы.
   - Не знаю я, по доброй ли воле уезжала панна  Биллевич,  -  продолжал
Харламп, - не был я при этом. Знаю,  что  россиенский  мечник  не  хотел
ехать, его сперва уговаривали, потом  в  арсенале  заперли  и,  наконец,
позволили беспрепятственно уехать в Биллевичи. Что греха таить, в плохих
руках девушка, - ведь о молодом князе рассказывают, что  и  басурман  не
охоч так до женского пола, как он. Коль ему какая приглянется, так, будь
она хоть замужем, он и на то не посмотрит.
   - Горе мне! Горе! - повторил Кмициц.
   - Вот шельма! - крикнул Заглоба.
   - Мне только то удивительно, что князь воевода так вот сразу и  отдал
ее Богуславу! - заметил Скшетуский.
   - Не искушен я в этих делах, - ответил ему Харламп, - могу только вам
повторить, что офицеры говорили, верней сказать,  Ганхоф,  который  знал
все arcana <Тайны (лат.).>  князя.  Собственными  ушами  слышал  я,  как
кто-то крикнул при нем: "Нечем будет Кмицицу поживиться  после  молодого
князя!" А Ганхоф и говорит: "Больше политики во всем этом  деле,  нежели
любви. Ни одной, говорит, девки князь Богуслав  не  пропустит;  но  коль
даст ему панна Биллевич  отпор,  в  Таурогах  он  ничего  не  сможет  ей
сделать, потому шум поднимется, а там княгиня с дочкой,  и  Богуслав  на
них очень должен оглядываться, жениться  он  хочет  на  молодой  княжне.
Тяжело, говорит, будет ему добродетельным прикидываться, но  в  Таурогах
придется".
   - Ну, теперь у тебя должен камень  с  души  свалиться!  -  воскликнул
Заглоба. - Не грозит, видно, девушке беда.