И он обнял Сороку, а потом и руки стал  ему  трясти,  не  роняя  этим
особенно своего  достоинства,  так  как  Сорока  родом  был  из  мелкой,
застянковой шляхты.
   Тут уж и старый вахмистр обнял колени своего господина.
   - Откуда идешь-то? - спросил Кмициц.
   - Из Ченстоховы, пан полковник.
   - Меня искал?
   - Так точно.
   - От кого же вы там узнали, что я жив?
   -   От   людей   Куклиновского.   Ксендз   Кордецкий   на    радостях
благодарственный молебен отслужил. Потом, когда  разнеслась  весть,  что
пан Бабинич провел короля через горы; я уж знал, что не  кто  иной  это,
как ты, пан полковник.
   - А ксендз Кордецкий здоров?
   - Здоров, пан полковник, только не вознесут ли его  ангелы  живым  на
небо, святой он человек.
   - Это верно. Откуда же ты узнал, что я приехал с королем во Львов?
   - Подумал я, пан полковник, что коль скоро ты  короля  провожал,  то,
верно, при нем должен быть, одного только опасался, не ушел ли ты уже  в
поход, не опоздаю ли я.
   - Завтра ухожу с татарами!
   - Вот и хорошо, что поспел я вовремя, а то  ведь  я,  пан  полковник,
денег тебе привез два полных пояса: тот, что на  мне  был,  да  твой,  и
самоцветы прихватил, что мы у бояр с колпаков сняли Да  что  взял  ты  с
казною Хованского.
   - Доброе было время, когда мы эту казну захватили; но, верно, там  уж
немного осталось, я ведь и ксендзу Кордецкому добрую пригоршню оставил.
   - Не знаю я, сколько  там;  но  ксендз  Кордецкий  говорил,  что  две
большие деревни можно за них купить.
   С этими словами Сорока подошел к столу и стал снимать с себя пояса  с
деньгами.
   - А камушки тут, в жестянке, - прибавил он, положив рядом  с  поясами
солдатскую манерку.
   Не говоря ни слова,  Кмициц  вытряхнул  из  пояса  в  пригоршню  кучу
дукатов и, не считая, протянул вахмистру:
   - На вот тебе!
   - Кланяюсь в ноги, пан полковник! Эх, будь у меня в дороге хоть  один
такой дукатик!
   - А что? - спросил рыцарь.
   - Совсем ослаб я от голода. Поди сыщи теперь человека, который дал бы
тебе кусок хлеба, все боятся, так что к концу я уж еле тащился.
   - Боже мой, да ведь все эти деньги были при тебе!
   - Не посмел я взять без позволения, - коротко ответил вахмистр.
   - Держи! - сказал Кмициц,  подавая  ему  еще  одну  пригоршню.  Затем
кликнул слуг: - Эй, вы там! Дать ему поесть,  да  мигом,  не  то  головы
оторву!
   Слуги со всех ног бросились  исполнять  приказание,  и  вскоре  перед
Сорокой стояла большущая миска копченой колбасы и фляга с водкой.
   Солдат так и впился  в  еду  жадными  глазами,  губы  и  усы  у  него
затряслись, однако сесть при полковнике он не осмелился.
   - Садись, ешь! - приказал Кмициц.
   Не успел он кончить, как сухая колбаса захрустела  на  крепких  зубах
Сороки. Слуги и глаза вытаращили.
   - Пошли прочь! - крикнул Кмициц.
   Парни опрометью бросились вон, а  Кмициц,  чтобы  не  мешать  верному
слуге, стал в молчании быстрым шагом ходить по покою. А Сорока,  наливая
себе чару горелки, всякий раз искоса поглядывал, не супит  ли  полковник
бровь, и только тогда, отворотясь к стене, опрокидывал чару.
   Ходил, ходил Кмициц, пока сам с собой не начал разговаривать.
   - Только так! - бормотал он. - Надо его послать туда!  Велю  передать
ей... Нет, ничего из этого не выйдет! Не поверит она! Письмо  читать  не
станет, я ведь для нее изменник и пес. Пусть лучше не показывается он ей
на глаза, пусть только высмотрит, что там творится, и  даст  мне  знать.
Сорока! - окликнул он внезапно солдата.
   Тот так стремительно вскочил, что чуть  было  не  опрокинул  стол,  и
вытянулся в струнку.
   - Слушаюсь, пан полковник!
   - Ты человек верный и  в  беде  не  растеряешься.  В  дальнюю  дорогу
поедешь, но уж голода не будешь терпеть.
   - Слушаюсь, пан полковник!
   - В Тауроги поедешь, на прусскую границу. Панна Биллевич живет там...
у князя Богуслава. Узнаешь, там ли князь... и за всем будешь следить. На
глаза панне не лезь, разве все само собой устроится. Тогда скажешь ей  и
клятву в том дашь, что это я проводил короля через горы и что  состою  я
при его особе. Не поверит она тебе, надо  думать,  потому  очернил  меня
князь, сказал, будто покушался я  на  жизнь  короля,  а  это  все  ложь,
достойная собаки!
   - Слушаюсь, пан полковник!
   - На глаза, говорю тебе, ей не лезь, потому все  едино  она  тебе  не
поверит. Но коль случай выйдет, скажи все, что знаешь. А сам  смотри  да
слушай. Да берегись князя, если там он, а то признает тебя  он  сам  или
кто-нибудь из его двора, на кол тебя посадят!
   - Слушаюсь, пан полковник!
   - Я бы старого Кемлича послал, да он на том  свете,  зарубили  его  в
ущелье, а сыны больно глупы. Со мной они пойдут. Ты бывал в Таурогах?
   - Нет, пан полковник.
   - Поедешь  в  Щучин,  а  оттуда  вдоль  прусской  границы  до  самого
Тильзита. Тауроги прямо против Тильзита лежат, в четырех милях от  него,
на нашей стороне. Оставайся в Таурогах, покуда все не выведаешь, а потом
воротись назад. Найдешь меня там, где я буду в ту пору. Татар  спрашивай
да пана Бабинича. А теперь ступай к Кемличам спать! Завтра в путь!
   После этих слов Сорока ушел, а пан Анджей еще долго не ложился,  пока
наконец не сморила его усталость. Бросился он тогда на постель  и  уснул
крепким сном
   На следующий день он встал освеженный и бодрый. Весь двор был уже  на
ногах, все занялись обычными повседневными делами. Пан Анджей отправился
сперва  в  канцелярию  за  назначением  и  грамотой,  а  потом  навестил
Субагази-бея, начальника ханского посольства во Львове,  и  имел  с  ним
долгий разговор.
   Во время этого разговора дважды  запускал  пан  Анджей  руку  в  свою