- А знаешь, сестра, все-таки я осторожен. Дня  два  назад  с  умыслом
испытал я шляхтича, что взял с собой Анусю, и могу теперь заверить тебя,
что целой и невредимой доставит он ее к пану Сапеге.
   И месяца после этого не прошло,  а  пан  староста  обратил  уже  свое
благосклонное внимание на другой предмет, да и сам утвердился  в  мысли,
что все сбылось по его воле и с его ведома.

ГЛАВА XXXVI

   Значительная часть Люблинского  воеводства  и  почти  все  Подлясское
находились в руках поляков, то  есть  конфедератов  и  Сапеги.  Шведский
король все еще оставался в Пруссии, где  вел  переговоры  с  курфюрстом.
Чувствуя, что они  не  в  силах  усмирить  всеобщее  восстание,  которое
ширилось с каждой минутой, шведы не смели покидать  города  и  замки,  а
через Вислу переправляться и подавно, ибо по правую ее сторону собралось
больше  всего  польских  войск.  Именно  в   Люблинском   и   Подлясском
воеводствах создавалась та немалая и крепкая боевая сила, которая  могла
бы сразиться с постоянным шведским войском. В  поветовых  городах  учили
пехоту; в людях не было недостатка, так как крестьяне сплошь взялись  за
оружие; надо было только  узду  наложить  на  беспорядочные  их  ватаги,
представлявшие часто опасность для собственной страны,  и  преобразовать
их в боевое войско.
   Этим занимались поветовые ротмистры. Кроме того, король дал множество
грамот старым и опытным воителям, и те во всех землях  набирали  войско;
ратного люда там было немало, и конные  хоругви  составлялись  отборные.
Одни уходили за Вислу, чтобы и там раздуть пожар  войны,  другие  шли  к
Чарнецкому, третьи к Сапеге. Столько народу подняло оружие,  что  войско
Яна Казимира числом превзошло уже шведское.
   Страна, недавно поражавшая своей слабостью всю Европу,  явила  теперь
пример силы, которой не подозревали в  ней  не  только  враги,  но  даже
собственный король, даже верные сыны, чье сердце несколько месяцев назад
надрывалось от горя и муки. Нашлись и деньги,  и  геройство,  и  отвага;
даже те, кто совсем уж было отчаялся, убедились в  том,  что  нет  таких
обстоятельств, нет такого упадка, нет такой слабости, от которой  нельзя
было бы воспрянуть, и что там, где  рождаются  дети,  не  может  умереть
надежда.
   Кмициц беспрепятственно подвигался вперед, собирая по дороге мятежные
души, которые охотно присоединялись к его отряду, надеясь, что в союзе с
татарами им удастся побольше крови пролить и пограбить. Пан Анджей легко
превращал их в исправных и усердных солдат, ибо имея дар  внушать  страх
подчиненным и приводить их к  повиновению.  Завидев  молодого  рыцаря  с
татарами, люди всюду радостно его приветствовали. Они воочию  убеждались
в том, что хан и в самом деле идет  на  помощь  Речи  Посполитой.  Ясное
дело, разнесся слух, что на помощь  пану  Сапеге  валят  auxilia,  целых
сорок  тысяч  отборного  татарского  войска.   Чудеса   рассказывали   о
"кротости" этих союзников, о том, что по дороге  не  чинят  они  никаких
насилий и убийств. Их ставили в пример собственным солдатам.
   Сапега временно стоял в Белой. Силы его состояли примерно  из  десяти
тысяч регулярного войска, конницы и пехоты Это были  пополненные  новыми
людьми остатки литовского войска. Конница, особенно  некоторые  хоругви,
стойкостью и выучкой превзошла шведских рейтар;  но  пехота  была  плохо
обучена, не  хватало  ружей  и  особенно  пороха.  Мало  было  и  пушек.
Витебский воевода надеялся захватить их в Тыкоцине;  но  шведы,  взорвав
себя порохом, уничтожили при этом и все замковые орудия.
   В окрестностях  Белой,  неподалеку  от  этого  войска,  стояло  около
двенадцати тысяч мужиков изо всей Литвы, Мазовии и Подлясья; но  воевода
на мужиков не возлагал особых надежд, так  как  с  ними  было  множество
повозок, которые мешали в походе, а стан  обращали  в  такое  нестройное
скопище, что его трудно было поднять с места.  Когда  Кмициц  въезжал  в
Белую, одна только мысль сверлила ему голову. Столько литовской  шляхты,
столько радзивилловских офицеров, старых его знакомых, служило у Сапеги,
что он oпасался, как бы его не признали, а признав, не зарубили саблями,
прежде чем успеет он ахнуть. Ненавистным было его имя во всей Литве и  в
стане Сапеги, ибо свежа еще была память о том,  как,  служа  Радзивиллу,
истреблял он хоругви, которые восстали против  гетмана  и  выступили  на
защиту отчизны.
   Однако пан Анджей ободрился, когда вспомнил, как сильно он изменился.
Прежде всего худ он был страшно, затем у  него  появился  шрам  от  пули
Богуслава, наконец, он носил теперь довольно длинную козлиную бородку на
шведский манер и  усы  зачесывал  вверх,  так  что  больше  смахивал  на
какого-нибудь Эриксона, нежели на польского шляхтича.
   "Только бы сразу шум не поднялся, а после первой же битвы они ко  мне
переменятся", - думал он, въезжая в Белую.
   Въезжал он уже в сумерки, объявил, кто такой,  откуда  едет,  сказал,
что везет королевские письма, и тотчас попросил, чтобы его  допустили  к
воеводе.
   Воевода принял его милостиво, ибо король с горячей похвалой отозвался
о молодом рыцаре и просил о нем позаботиться.
   "Посылаем вам самого верного нашего слугу,  -  писал  он  воеводе,  -
коего со времени осады преславной святыни зовут ченстоховским  Гектором;
жертвуя собственной жизнью, спасал он нашу свободу и нашу  жизнь,  когда
переправлялись мы через горы. Вверяем его особому вашему попеченью, дабы
солдаты не нанесли ему обиды. Мы знаем подлинное его имя, знаем и то, по
какой причине служит он под вымышленным именем, и никто за сие не  смеет
возводить на него подозрения и винить его в злокозненных умыслах".
   - А нельзя ли узнать, по какой причине носишь ты вымышленное  имя?  -
спросил воевода.
   - Приговорен я к изгнанию и под собственным именем не мог бы набирать
войско. Король дал мне грамоту, и как Бабинич я могу кликнуть охотников.
   - Зачем же тебе еще охотники, коль у тебя татары?
   - Не помеха нам и большая сила.
   - А за что осудили тебя на изгнание?
   - Должен я, вельможный пан, как родному отцу тебе  открыться,  потому
служить пришел к тебе и прошу твоего покровительства. Настоящее мое имя:
Кмициц.
   Воевода отпрянул.
   - Тот самый Кмициц, что сулился Богуславу живым или мертвым  похитить
нашего короля?
   С присущей ему страстностью рассказал Кмициц, как все случилось,  как
служил он, обманутый, гетману Радзивиллу, как, услышав из уст  Богуслава