- Что за люди? - спросил гетман.
   -  Войско  Богуслава,  -   ответил   один   из   охотников   Кмицица,
сопровождавший с татарами пленников.
   - Где вы их столько взяли?
   - Да их половина выбилась из сил и в пути попримерла.
   Но тут подошел старший татарин, вроде  бы  татарский  вахмистр,  и  с
поклоном вручил Сапеге письмо Кмицица.
   Сапега тотчас взломал печать и стал читать вслух:
   - "Ясновельможный пан гетман!
   Не слал я по сию пору ни вестей, ни языков по той причине, что  не  в
тылу у князя Богуслава, а впереди шел и хотел побольше  взять  для  тебя
людей..."
   Гетман прервал чтение.
   - Вот дьявол! - сказал он. - Нет чтоб идти за князем, так  он  вперед
вырвался!
   - Ах, черт его дери! - воскликнул вполголоса Оскерко.
   Гетман продолжал чтение.
   - "Хоть и опасное это было дело,  потому  разъезды  вроссыпь,  широко
шли, все-таки два я изрубил, никого  не  пощадив,  и  прорвался  вперед,
сбивши тем князя с толку, ибо он сразу решил, что окружен и лезет  прямо
в западню..."
   - Так вот почему они стали неожиданно отступать! - воскликнул гетман.
- Дьявол, сущий дьявол!
   Однако он снова стал читать со всевозрастающим любопытством:
   - "Князь понять не мог, что случилось, совсем потерял голову  и  слал
разъезд за разъездом, а мы и  разъезды  колотили  так,  что  ни  один  в
целости  назад  не  воротился.  Идя  впереди,  я  перехватывал  припасы,
разрушал  гати,  сносил  мосты,  так  что  войско  князя  подвигалось  с
превеликим трудом, ни днем ни ночью не зная ни отдыха, ни сна, не  кормя
ни людей, ни лошадей. Люди не смели нос показать из стана,  ибо  ордынцы
хватали неосторожных, а когда стан начинал засыпать, мы в лозняке  такой
подымали вой, что они думали, это идет  на  них  великая  сила,  и  ночь
напролет стояли в боевой готовности. Князь в отчаянии, он не знает,  что
делать, куда направить свой путь, а  посему  надлежит  немедля  на  него
обрушиться, покуда не оправился он от испуга. Людей у князя шесть тысяч,
но без малого тысячу он потерял. Лошади у него падают.  Рейтары  как  на
подбор, и пехота хороша; но, по божьему  насланью,  силы  князя  тают  с
каждым днем, и, коль настигнет их наше войско, они рассеются.  Княжеские
кареты, часть запасов и ценной утвари я захватил  в  Белостоке,  да  две
пушки в придачу; но вот тяжелые пришлось  потопить.  Такая  злоба  душит
изменника князя, что совсем он расхворался и еле сидит на  коне,  febris
<Лихорадка  (лат.).>  не  отпускает  его  ни  днем,  ни   ночью.   Панну
Борзобогатую он схватил, но на честь ее по болезни покуситься не  может.
Сии вести и свидетельства об упадке духа получил я  от  пленников,  коих
татары мои огнем пытали; коль их еще разок попытать, они  все  повторят.
Засим прими уверения, ясновельможный гетман, в готовности  моей  служить
тебе и прости, коли в чем дал промах. Ордынцы народ хороший и, видя, что
добычи много, служат усердно".
   - Ясновельможный пан! - обратился Оскерко к Сапеге. - Теперь  ты  уж,
верно, не так жалеешь, что нет Володыёвского, потому и он не сравнится с
этим воплощенным дьяволом.
   - Чудеса, да и только! - схватился за голову Сапега. - Уж не врет  ли
он?
   - Слишком он горд, чтобы врать! Князю виленскому воеводе и  то  резал
правду в глаза, не думал, приятно тому иль неприятно его слушать.  Да  и
все точно так, как было с Хованским, только у Хованского войска  было  в
пятнадцать раз больше.
   - Коли правда все это, надо немедленно наступать, - сказал Сапега.
   - Пока князь не успел опомниться.
   - Так едем же! Бабинич разрушает гати, так что мы  успеем  настигнуть
князя!
   Между тем пленники, которых  татары  сбили  перед  гетманом  в  кучу,
завидев его, застонали, завопили, на убожество свое стали  показывать  и
на разных языках взывать  о  пощаде.  Среди  них  были  шведы,  немцы  и
приближенные Богуслава, шотландцы. Сапега взял их у татар, велел дать им
поесть  и  допросить,  не  пытая   огнем.   Показания   их   подтвердили
справедливость  слов  Кмицица.  Тогда  все  войско  Сапеги  стремительно
двинулось вперед.

ГЛАВА XXXVIII

   Следующее донесение Кмицица поступило  из  Соколки  и  было  кратким:
"Князь задумал обмануть наше войско: послал для виду разъезд  на  Щучин.
сам же с главными силами ушел  в  Янов  и  там  получил  подкрепление  -
восемьсот человек отборной пехоты, которую привел капитан Кириц. От  нас
видны огни княжеского стана. 8 Янове  войско  должно  неделю  отдохнуть.
Пленники толкуют, будто князь и бой готов  принять,  все  еще  бьет  его
лихорадка".
   Получив это донесение,  Сапега  оставил  последние  пушки  и  обоз  и
двинулся налегке к Соколке, где оба войска встали  наконец  друг  против
друга. Не миновать было им  сражения,  ибо  одни  не  могли  уже  больше
отступать, а другие преследовать. А покуда,  как  соперники,  что  после
долгого преследования должны схватиться  врукопашную,  лежали  они,  еле
переводя дух, друг против друга - и отдыхали.
   Увидев Кмицица, гетман заключил его в объятия.
   - А я уж серчать стал, - сказал он пану Анджею, - что ты так долго не
давал о себе знать, но вижу, ты больше сделал, чем мог  я  надеяться,  и
коль пошлет бог нам победу, не  моя,  а  твоя  это  будет  заслуга.  Как
ангел-хранитель вел ты Богуслава.
   У Кмицица зловещие огоньки сверкнули в глазах.
   - Коль я его ангел-хранитель, то должен быть и при его кончине.
   - Это уж как бог рассудит, - строго сказал гетман, -  а  коль  хочешь
ты, чтобы благословил он тебя, не личного преследуй врага, но отчизны.
   Кмициц склонился в молчании; но незаметно было, чтобы красивые  слова
гетмана произвели на него  впечатление.  Лицо  его  выражало  неумолимую
ненависть и казалось тем более ужасным, что  за  время  погони  оно  еще
больше осунулось от ратных трудов. Прежде на этом лице  читались  только
отвага и дерзость, теперь оно стало  суровым  и  непреклонным.  Нетрудно
было догадаться, что тот, кому этот человек в душе дал слово  отомстить,
должен стеречься, будь он даже самим Радзивиллом.