- В бою разогреются.
   - Ну ладно.
   Как только спустились сумерки, Кмициц велел нарубить пуки лоз, сухого
камыша и тростника и привязать к бокам лошадей.
   Когда зажглась первая звезда, в воду, по его приказу, бросилось около
восьмисот всадников и пустилось вплавь вверх по  реке.  Сам  пан  Анджей
плыл впереди: однако он скоро смекнул, что они так медленно  подвигаются
вперед, что и за два дня не минуют шанцы.
   Тогда он приказал переправляться на другой берег.
   Это было опасное предприятие, По ту сторону реки берег был  низкий  и
болотистый. Лошади, хоть и легкие, по брюхо уходили  в  болото.  Все  же
отряд понемногу подвигался вперед, люди поддерживали друг друга.
   Так прошли они с полсотни саженей.
   Звезды показывали полночь. Но тут  до  слуха  их  долетели  отголоски
далекой пальбы.
   - Бой начался! - крикнул Кмициц.
   - Мы потонем! - ответил Акба-Улан.
   - За мной!
   Татары не знали, что делать, когда вдруг заметили, что  конь  Кмицица
вынырнул из болота, ступив, видно, на твердый грунт.
   И в самом деле начался песчаный перекат. Вода была лошадям по  грудь,
но грунт был твердый. Пошли резвей. Слева мигнули далекие огни.
   - Это шанцы! - тихо сказал Кмициц. - Мимо! В обход!
   Через минуту они и в самом деле миновали шанцы. Тогда снова  свернули
налево и снова бросились в реку, чтобы выйти на сушу за шанцами.
   Больше сотни лошадей увязло  у  самого  берега.  Но  люди  почти  все
выбрались. Пешим Кмициц  велел  сесть  позади  всадников  и  двинулся  к
шанцам. Две сотни охотников он еще раньше оставил с приказом  беспокоить
противника с фронта, пока он будет заходить  ему  с  тыла.  При  подходе
услышал сперва редкие, а там все более частые выстрелы.
   - Отлично! - сказал он. - Наши пошли в атаку!
   Отряд понесся.
   В темноте маячили только головы, мерно подскакивая на ходу.  Ни  одна
сабля не звякнула, не зазвенело оружие, татары  и  охотники  умели  идти
тихо, как волки.
   Пальба в стороне Янова становилась все сильней; видно, Сапега перешел
в наступление по всей линии.
   Но и со стороны шанцев, куда мчался Кмициц, долетали  крики.  Костры,
пылавшие там, озаряли все кругом сильным  светом.  В  отблесках  пламени
Кмициц увидел пехоту, которая, изредка постреливая, смотрела  вперед,  в
поле, где конница сражалась с охотниками.
   Его  тоже  увидели  с  шанцев,  однако  вместо  выстрелов   встретили
приближавшийся отряд громкими кликами. Солдаты  решили,  что  это  князь
Богуслав шлет подкрепление.
   Но когда всадники, надвинувшись тучей, были уже в какой-нибудь  сотне
шагов от шанцев, пехота беспокойно зашевелилась; заслонив ладонью  глаза
от света, солдаты стали всматриваться, кто же это к ним скачет.
   И вдруг за полсотни шагов от  шанцев  неистовый  вой  потряс  воздух,
отряд вихрем ринулся на пехоту, окружил ее, зажал в кольцо, смял, и  вся
куча людей стала судорожно бросаться из  стороны  в  сторону.  Казалось,
огромная змея душит облюбованную жертву.
   В общей свалке слышались пронзительные  вопли:  "Аллах!  Herr  Jesus!
Mein Gott!" <Господи Иисусе! Боже мой! (нем.).>
   А перед шанцами раздались новые  крики,  это  охотники  увидели,  что
Бабинич уже в шанцах, и, хоть было  их  меньше,  с  яростью  наперли  на
конницу. Между тем небо насупилось, как бывает весною, и туча неожиданно
пролилась частым дождем. Костры потухли, и бой продолжался в темноте.
   Однако был он недолог. Застигнутые врасплох Пехотинцы Богуслава  были
переколоты. Конница, в которой было много поляков, сложила оружие. Сотня
чужих драгун была изрублена.
   Когда луна снова выплыла из-за туч, она осветила только толпу  татар,
которые кончали раненых и брали добычу.
   Но и это продолжалось недолго. Раздался пронзительный голос  пищалки,
татары и охотники все, как один, вскочили на коней.
   - За мной! - крикнул Кмициц.
   И как вихрь понесся с ними в Янов.
   Через четверть  часа  злополучный  городок  был  подожжен  с  четырех
концов, а через час над ним бушевало  море  огня.  Снопы  огненных  искр
взметнулись в багровое небо.
   Так Кмициц дал знать гетману, что он захватил тылы войск Богуслава.
   Весь в крови, как палач, он строил в огне своих татар, чтобы вести их
дальше.
   Они уже стояли в строю, вытянувшись лавой, когда в поле, которое было
освещено пожаром, как днем, увидел внезапно отряд тяжелых курфюрстовских
рейтар.
   Вел их рыцарь, который виден был издали, так как  латы  на  нем  были
серебряные и сидел он на белом коне.
   - Богуслав! - взревел нечеловеческим голосом Кмициц и ринулся со всей
татарской лавой вперед.
   Враги неслись навстречу друг  другу,  как  два  вала,  гонимых  двумя
вихрями. Их отделяло значительное расстояние,  и  кони  с  обеих  сторон
пошли вскачь и стлались, прижав уши, вытянувшись, как  борзые,  едва  не
касаясь брюхом земли. С одной стороны великаны в сверкающих  кирасах,  с
прямыми саблями, поднятыми в правой руке, с другой  стороны  серая  туча
татар.
   Наконец они сшиблись длинною лавой на освещенном пожаром поле; но тут
случилось нечто ужасное. Вся туча татар  повалилась  вдруг,  будто  нива
полегла под дуновением бури, великаны  проскакали  по  ней  и  помчались
дальше, словно и они, и их кони владели силой громов и летели на крыльях
бури.
   Через  некоторое  время   десятки   татар   поднялись   и   бросились
преследовать их. Эту дикую орду можно было смять, но затоптать  за  один
раз нельзя. Вот и теперь все  больше  людей  устремлялось  за  скачущими
рейтарами. В воздухе засвистели арканы.
   Но всадник на белом коне все время скакал в  первом  ряду,  во  главе
бегущих, а среди преследователей не было Кмицица.
   Только на рассвете стали возвращаться татары назад,  и  почти  каждый
вел на аркане рейтара. Вскоре они нашли Кмицица в беспамятстве и отвезли
его к Сапеге.
   Гетман сам сидел у его постели. В полдень пан Анджей открыл глаза.