всадниками в первой шеренге; солдат увидел его, сорвался  со  стульца  и
вытянулся, как на параде.
   С минуту они глядели друг на  друга.  Лицо  Сороки  было  спокойно  и
решительно; он только двигал челюстями, точно все что-то жевал.
   - Сорока! - простонал наконец Кмициц.
   - Слушаюсь! - ответил солдат.
   И снова воцарилось молчание. Да и о чем  было  им  говорить  в  такую
минуту! Но вот палач, который поил Сороку водкой, подошел к нему.
   - Ну, старина, - сказал он, - пора!
   - А вы попрямей посадите!
   - Не бойся!
   Сорока не боялся; но  когда  он  почувствовал  на  своем  плече  руку
палача, он задышал тяжело и трудно и наконец сказал:
   - Еще горелки!
   - Нету!
   Вдруг один из солдат выехал из шеренги и подал флягу.
   - Есть. Дайте ему!
   - Смирно! - скомандовал Гловбич.
   Но человек в безрукавке все-таки прижал флягу к губам Сороки,  и  тот
снова пил, а выпив, глубоко вздохнул.
   - Вот она, солдатская доля! - сказал он. - Вот  награда  за  тридцать
лет службы! Ну, пора так пора!
   К нему подошел второй палач, и его стали раздевать.
   Наступила минута молчания.
   Факелы дрожали в руках у людей. Всем стало страшно.
   Но вот ропот  пробежал  по  рядам  солдат,  окружавших  площадку;  он
становился все громче. Солдат не палач. Он  сам  убивает,  но  не  любит
смотреть на страданья.
   - Молчать! - крикнул Гловбич.
   Ропот перешел в общий крик, в котором слышались  отдельные  возгласы:
"Дьяволы! Черти! Собачья служба!"
   Вдруг Кмициц крикнул так, точно его самого посадили на кол:
   - Стой!!!
   Палачи невольно остановились. Все глаза обратились на Кмицица.
   - Солдаты! - крикнул пан Анджей. - Князь  Богуслав  предал  короля  и
Речь Посполитую! Вы окружены, и завтра вас истребят всех до единого!  Вы
служите изменнику! Но кто бросит службу,  бросит  изменника,  того  ждет
прощение короля, прощение гетмана! Выбирайте! Смерть и позор или  завтра
награда! Я жалованье вам заплачу и каждому дам по дукату, по два дуката!
Выбирайте! Не вам, честным солдатам, служить изменнику!  Да  здравствует
великий гетман литовский!
   Крик перешел в гул. Ряды расстроились.
   Десятка два голосов крикнули:
   - Да здравствует король!
   - Довольно с нас этой службы!
   - Смерть изменнику!
   - Стой! Стой! - кричали другие голоса.
   - Завтра ждет вас позорный конец! - ревел Кмициц.
   - Татары в Суховоле!
   - Князь изменник!
   - Против короля воюем!
   - Бей его!
   - К князю!
   - Стой!
   Во всеобщем смятении чья-то  сабля  перерезала  веревки,  связывавшие
руки Кмицица. Тот тут же вскочил на одного из коней, которые должны были
поднять Сороку на кол, и крикнул, уже сидя верхом:
   - За мной к гетману!
   - Иду! - крикнул Гловбич. - Да здравствует король!
   - Да здравствует король! -  ответило  полсотни  голосов  и  мгновенно
сверкнуло полсотни сабель.
   - Сороку на коня! - снова скомандовал Кмициц.
   Солдаты, которые  хотели  оказать  сопротивление,  увидев  обнаженные
сабли, смолкли. Один все-таки повернул коня  и  исчез  через  минуту  из
глаз. Факелы погасли. Темнота окутала всех.
   - За мной! - раздался голос Кмицица.
   И люди беспорядочной  толпой  рванулись  с  места,  затем  вытянулись
длинной вереницей.
   Отъехав с полверсты, в березовой  роще,  лежавшей  по  левую  сторону
стана, наткнулись на сильное пешее охранение.
   - Кто идет? - раздались голоса.
   - Гловбич с разъездом!
   - Что пропуск?
   - Трубы!
   - Проходи!
   Они проехали не спеша, затем пустились рысью.
   - Сорока! - сказал Кмициц.
   - Слушаюсь! - раздался рядом голос вахмистра.
   Кмициц больше ничего не сказал, он только протянул руку и положил  ее
на голову вахмистра, словно желая удостовериться, едет ли тот рядом.
   Солдат в молчании прижал его руку к губам.
   Тут рядом же, но с другой стороны, раздался голос Гловбича:
   - Пан Кмициц, я давно хотел сделать то, что делаю теперь!
   - Ты об этом не пожалеешь!
   - Век буду тебя благодарить!
   - Послушай, Гловбич, почему князь не иноземный полк, а вас послал  на
казнь?
   - Он хотел тебя опозорить при поляках. Чужие солдаты тебя не знают.
   - А со мной ничего не должно было статься?
   - Мне дан был приказ разрезать тебе веревки. А  если  бы  ты  кинулся
спасать Сороку, мы должны были доставить тебя к князю для наказания.
   - Стало быть,  он  хотел  пожертвовать  и  Саковичем,  -  пробормотал
Кмициц.
   Между тем в Янове князь Богуслав, изнуренный  лихорадкой  и  дневными
трудами, лег уже спать. Он пробудился  от  глубокого  сна,  услышав  шум
перед домом и стук в дверь.
   - Вельможный князь! Вельможный князь! - кричало несколько голосов.
   - Князь спит! Не будить! - отвечали пажи.
   Но князь сел на постели и крикнул:
   - Огня!