- Изволь!
   И сабелька, словно птица, вырвавшись из Басиных рук, с грохотом упала
на пол возле печки.
   - Это я... я сама, нечаянно! - со слезами в голосе  воскликнула  Бася
и, схватив в руки саблю, снова перешла в  атаку.  -  Попробуйте  теперь,
сударь!
   - Изволь!
   И сабля опять очутилась под печкой.
   А пан Михал сказал:
   - На сегодня хватит!
   Тетушка, по своему обыкновению, затряслась всем телом  от  хохота,  а
Бася стояла посреди комнаты смущенная, растерянная, она тяжело дышала  и
кусала губы, едва сдерживая подступившие слезы.  Она  знала,  что,  если
расплачется, все будут смеяться еще больше, и  изо  всех  сил  старалась
сдержаться, но, чувствуя, что не может, выбежала прочь.
   - О боже! - воскликнула тетушка. - Не иначе в конюшню кинулась, еще и
не остыла после драки, того гляди, мороз прохватит... Нужно догнать  ее!
Кшися, не смей выходить!
   Сказав это, она вышла и, схватив висевшую в сенях шубейку,  выскочила
во двор, а за ней помчался и Заглоба, от души жалевший своего гайдучка.
   Хотела было выбежать и панна Кшися, но маленький рыцарь схватил ее за
руку.
   - Слышала, сударыня, приказ? Не отпущу твоей руки, пока не вернутся.
   И в самом деле не отпускал. А рука у нее была нежная, бархатистая,  и
пану  Михалу  казалось,  что  ручеек  тепла  струится  от  ее   пальцев,
передаваясь ему, и он сжимал их все крепче.
   На смуглых щеках панны Кшиси выступил легкий румянец.
   - Вижу, я ваша пленница, ваш ясырь, - сказала она.
   - Тот, у кого такой ясырь, и султану не станет завидовать, полцарства
отдаст, не пожалеет.
   - Но ведь вы, сударь, меня бы этим нехристям не продали!
   - Как не продал бы черту свою душу!
   Тут пан Михал вдруг понял, что в пылу зашел слишком далеко.
   - Как не продал бы и сестру родную! - добавил он.
   А панна Кшися отвечала серьезно:
   - В самую точку попали, сударь. Пани Маковецкая для меня как  сестра,
а вы названым братом будете.
   - Благодарю от всего сердца, - сказал Михал, целуя ей руку, -  больше
всего на свете нуждаюсь я в утешенье.
   - Знаю, знаю, - сказала девушка, - я ведь и сама сирота.
   Слезинка скатилась по ее щеке, укрывшись в темном пушке над губою.
   А Володыевский посмотрел на слезинку, на  оттененные  пушком  губы  и
наконец сказал:
   - Право, сударыня, вы добры, как ангел! Мне уже легче!
   Кшися нежно улыбнулась.
   - От души желаю пану, чтобы и вправду так было!
   - Богом клянусь!
   При этом маленький рыцарь чувствовал, что, если бы он посмел еще  раз
поцеловать Кшисе руку, ему и вовсе легко бы стало. Но тут вошла тетушка.
   - Баська шубейку взяла, - сказала она, - но сконфужена и возвращаться
не хочет. Пан Заглоба по конюшне мечется, никак ее не словит.
   А пан Заглоба не только, не скупясь на уговоры и увещевания,  метался
по конюшне, ловя Басю, но и оттеснил ее наконец во двор в  надежде,  что
так она скорее домой вернется.
   А она удирала от него, повторяя:
   - Вот и не пойду, не пойду ни за что, пусть меня мороз заморозит!  Не
пойду, не пойду!.. - Потом, увидев возле дома столб с  перекладинами,  а
на нем лестницу, ловко, словно белочка, стала взбираться по ней, пока не
залезла на крышу. Залезла, повернулась к пану  Заглобе  и  уже  полушутя
закричала: - Хорошо, так и быть, сейчас спущусь,  если  вы,  сударь,  за
мной полезете!
   - Да что я, кот, что ли, какой, чтобы за тобой, гайдучок,  по  крышам
лазить? Так-то ты мне за любовь платишь!
   - И я вас, сударь, люблю, но только отсюда, с крыши!
   - Ну вот, заладила! Стрижено-брито! Слезай с крыши!
   - Не слезу!
   - Оконфузилась! Эка беда! Стоит ли принимать это близко к сердцу.  Не
тебе,  ласочка  неугомонная,  а  Кмицицу,   искуснику   из   искусников,
Володыевский такой удар нанес, и не в шутку, а в поединке. Да  он  самых
лучших фехтовальщиков - итальянцев, немцев, шведов - протыкал вмиг,  они
и помолиться не успевали, а тут  эдакая  козявка,  и  на  тебе,  столько
гонору! Фу! Стыдись! Слазь, говорю! Ведь ты только учишься!
   - Я пана Михала видеть не хочу!
   -  Опомнись,  голубчик!  За  какие  такие  грехи,  за  то,   что   он
exquisitissimus  в том, чему ты сама научиться хочешь?
За это ты должна его любить еще больше.
   Пан Заглоба не ошибался. Несмотря на случившийся с ней конфуз, Бася в
душе восхищалась маленьким рыцарем.
   - Пусть его Кшися любит! - сказала она.
   - Слазь, говорю!
   - Не слезу!
   - Хорошо, сиди, но только вот что я тебе скажу: это даже не  пристало
порядочной девице сидеть на лестнице, не очень-то прилично это  выглядит
снизу!
   - А вот и неправда! - сказала Бася, одергивая шубейку.
   - Я-то старый, глаз не прогляжу, да вот возьму и созову  всех,  пусть
любуются!
   - Сейчас слезу! - отозвалась Бася.
   Пан Заглоба глянул за угол.
   - Ей-богу, кто-то идет! - крикнул он.
   В это время из-за угла  выглянул  молодой  пан  Нововейский,  который
приехал верхом, привязал лошадь к боковой калитке, а сам, ища  парадного
входа, обошел дом кругом.
   Бася, заметив его, в два прыжка очутилась на  земле,  но,  увы,  было
слишком поздно.
   Пан Нововейский, увидев, как она спрыгивает с лестницы, остановился в
растерянности, заливаясь румянцем, будто красна девица. Бася тоже стояла
как вкопанная. И вдруг воскликнула:
   - Опять конфуз!
   Пан Заглоба, которого история эта очень позабавила, смотрел  на  них,