изменила направление и начала забирать  влево,  к  краю  взгорья.  Бася,
подпустив их на полсотни шагов, дважды выстрелила по ближайшим  лошадям,
а затем, описав круг, во весь опор поскакала в сторону Хрептева.
   Но, не успел ее жеребец с  быстротою  ласточки  пронестись  и  дюжины
шагов,  перед  ней  внезапно  зачернелась  степная   балка.   Бася,   не
задумавшись, пришпорила коня, и благородное животное послушно  прыгнуло.
Но лишь передние  его  копыта  коснулись  противоположного  края  балки;
задними конь с минуту судорожно искал опоры на крутом склоне, но  земля,
еще не схваченная морозом, посыпалась у него из-под ног, и он  вместе  с
Басей полетел в расселину.
   К счастью, скакун не придавил всадницы, так как она сумела  во  время
падения выдернуть ноги из стремян и, сколько могла, наклонилась на  бок.
Упали они на толстый покров мха, точно ворсистый ковер  устилающего  дно
балки,  однако  встряска  была  настолько  сильна,  что  Бася   лишилась
сознания.
   Володыевский ничего не заметил, так  как  липеки  заслоняли  от  него
место происшествия, зато  Меллехович,  громовым  голосом  крикнув  своим
людям, чтобы те, не задерживаясь, преследовали разбойников, сам бросился
к балке и сломя голову съехал вниз.
   Молниеносно соскочив с седла, он подхватил Басю  на  руки.  Соколиный
его взор в одно мгновенье скользнул по ней от макушки до пят,  отыскивая
следы крови, но тут он увидел мох и понял,  что  этот  ковер  уберег  от
гибели и Басю, и коня.
   Приглушенный вопль радости вырвался из его уст.
   Бася меж тем тяжело обвисла у него на руках, и тогда он изо всех  сил
прижал ее к груди, потом побелевшими  губами  стал  целовать  ее  глаза,
потом прильнул устами к ее  устам,  будто  душу  выпить  из  нее  хотел;
наконец весь мир закружился перед  ним  в  бешеной  пляске,  и  страсть,
таившаяся  в  глубине  сердца,  как  дракон  в   пещере,   вспыхнула   с
необыкновенной силой.
   Но в эту минуту со  стороны  степи  донесся  топот  множества  копыт,
который быстро стал приближаться. Множество голосов закричало: "Здесь! В
этом овраге! Здесь!"
   Меллехович опустил Басю на мох и окликнул подъезжающих:
   - Сюда! Сюда давай!
   Минутою позже Володыевский спрыгнул на дне балки, а за  ним  Заглоба,
Мушальский, Ненашинец и еще несколько офицеров.
   - Ей ничего не сделалось! - крикнул татарин. - Мох ее спас.
   Володыевский схватил на руки бесчувственную  жену,  другие  бросились
искать воду, которой поблизости не  оказалось.  Заглоба,  сжав  ладонями
Басины виски, кричал:
   - Бася! Деточка моя! Баська!
   - Ей ничего не сталось! - повторил бледный как мертвец Меллехович.
   Между тем Заглоба, хлопнув себя по боку, схватил манерку,  плеснул  в
горсть горелки и принялся растирать Басе виски, а затем поднес фляжку  к
ее губам и наклонил, что, видно, оказало действие: прежде чем  вернулись
бегавшие за водой, Бася открыла глаза  и,  закашлявшись,  стала  хватать
устами воздух - горелка обожгла ей небо и глотку. Спустя несколько минут
она совершенно пришла в себя.
   Володыевский,  не  стесняясь  присутствием  офицеров  и  солдат,   то
прижимал жену к груди, то осыпал поцелуями ее руки, приговаривая:
   - Любимая ты моя! Я чуть богу душу не  отдал.  Что  тебе?  Ничего  не
больно?
   - Нигде! - ответила Бася. -  Ага,  теперь  понимаю:  конь  подо  мной
оступился, оттого и помутилось в глазах... Неужто бой уже закончен?
   - Закончен. Азба-бей зарублен. Едем скорей домой; как бы ты у меня не
занемогла.
   - Да я даже не устала нисколько! - сказала Бася.
   И, окинув стоящих рядом воинов быстрым взглядом, раздула ноздри.
   - Только не подумайте, что я со страху бежать пустилась. Хо! Да я  ни
сном ни духом... Клянусь любовью к  Михалу,  просто  так,  забавы  ради,
впереди них скакала, а потом выстрелила из пистолетов.
   - От этих выстрелов одна лошадь  пала,  а  разбойник  живым  взят,  -
вставил Меллехович.
   - Ну и  что?  -  продолжала  Бася.  -  Такая  беда  со  всяким  может
случиться,  нет  разве?  Никакой  опыт  не  поможет,  если  конь   вдруг
оступится. Ха! Хорошо, вы увидали, а то б нам здесь долго валяться.
   - Первый тебя пан Меллехович увидел и первый на помощь кинулся; мы за
ним скакали, - сказал Володыевский.
   Бася, услыхав это, повернулась к молодому татарину  и  протянула  ему
руку.
   - Спасибо тебе, сударь, за твою доброту.
   Меллехович ничего не ответил, лишь прижал  Басину  руку  к  губам,  а
потом, как простой холоп, смиренно поклонился ей в ноги.
   Между тем  на  краю  балки  стали  собираться  солдаты  и  из  других
хоругвей. Битва была закончена;  Володыевский  только  отдал  приказание
Меллеховичу изловить тех немногих ордынцев, которым удалось  ускользнуть
от погони, и все без промедленья отправились в Хрептев. По  дороге  Бася
еще раз оглядела со взгорка побоище.
   Повсюду лежали людские и конские трупы: где вповалку, где поодиночке.
К ним по  безоблачному  небу  с  громким  карканьем  тянулись  несметные
вороньи стаи и садились поодаль, выжидая, пока уедут еще  оставшиеся  на
поле солдаты.
   - Вон они, солдатские могильщики! - сказал, указывая на  птиц  концом
сабли, Заглоба. - А не успеем  мы  отъехать,  волчий  оркестр  явится  и
начнет над покойниками зубами клацать. Что ж, можно  гордиться  победою:
противник, конечно, доброго слова не стоил, но Азба этот  уже  несколько
лет в здешних краях разбойничал. Коменданты гарнизонов за  ним,  как  за
волком, охотились, да все без толку, покуда он на Михала не напоролся, -
тут-то и пробил его последний час.
   - Азба-бей зарублен?
   - Меллехович первый его настиг и так, скажу я тебе, хватил повыше уха
- сабля до зубов достала.
   - Меллехович добрый солдат! - сказала Бася. И  спросила,  обратясь  к
Заглобе: - А твоя милость тоже небось отличился?
   - Я не пищал, как  сверчок,  не  прыгал,  как  блоха,  и  волчком  не
вертелся - не в моем вкусе  эти  насекомьи  забавы,  зато  меня  во  мху
подобно грибу искать не пришлось и за нос не понадобилось тянуть, да и в
пасть мне никто не дул...
   - Фу, сударь, не люблю тебя!  -  ответила  Бася,  выпятивши  губки  и