невольно коснувшись ими своего розового носика.
   Заглоба глядел на нее, улыбался и продолжал насмешливо бормотать себе
под нос.
   - Билась ты геройски, - сказал он, - и убегала  геройски,  и  кубарем
геройски катилась, а теперь покажешь себя героем, когда тебе  ушибленные
места горячей крупой будут обкладывать, ну, а уж мы приглядим, чтоб тебя
вместе с твоим геройством воробьи не склевали, потому как они  до  крупы
большие охотники.
   - Думаешь, мне невдомек, сударь, куда ты гнешь?  Хочешь,  чтобы  меня
Михал другой раз в поход не взял!
   - Напротив, буду его просить, чтоб  теперь  всегда  тебя  брал...  за
орехами: ты у нас легче перышка, под тобой ни одна ветка не обломится. О
господи, дождался благодарности! А кто Михала уговаривал, чтоб  позволил
тебе с нами ехать? Кто, как не я! Ох, и ругаю же я себя  за  это!  Знать
бы, как ты  мне  за  мою  доброту  отплатишь...  Погоди!  Будешь  теперь
деревянной  сабелькой  репьи  на  хрептевском  майдане  срубать!   Самое
подходящее для тебя занятье! Другая бы облобызала старика,  а  ты,  горе
мое луковое, сперва страху нагнала, а теперь на меня ж и наскакиваешь!
   Бася, недолго думая, расцеловала Заглобу,  который  весьма  был  этим
обрадован и заявил:
   - Ну, ну! Должен признаться, и ты внесла  свою  лепту  в  сегодняшнюю
викторию: всяк хотел перед тобою себя показать, вот  солдаты  и  дрались
как одержимые.
   - Поистине так! - воскликнул Мушальский. - Когда на тебя такие глазки
глядят, и голову сложить не обидно!
   - Vivat наша госпожа! - закричал Ненашинец.
   - Vivat! - подхватила сотня голосов.
   - Дай тебе бог здоровья!
   А Заглоба, наклонясь к Басе, пробормотал:
   - И сыночка!
   Остаток пути проехали, весело переговариваясь, предвкушая, как  будут
пировать  вечером.  Погода  сделалась  чудесная.  В  хоругвях  затрубили
трубачи, довбыши ударили в  барабаны;  так,  шумною  толпой,  въехали  в
Хрептев.

ГЛАВА XXVII

   Дома Володыевские, совершенно для себя  неожиданно,  застали  гостей.
Приехал пан Богуш, избравший Хрептев на несколько месяцев местом  своего
пребывания,  чтобы  через  посредство  Меллеховича  вести  переговоры  с
татарскими   ротмистрами:   Александровичем,   Моравским,    Творовским,
Крычинским и прочими из числа липеков и черемисов, перешедших на  службу
к султану. С Богушем прибыли старый Нововейский с  дочкой  Эвой  и  пани
Боская, весьма почтенная особа,  тоже  с  дочерью,  совсем  еще  юной  и
прехорошенькой Зосей.
   Появление дам в хрептевской глуши воинов обрадовало,  но  еще  больше
удивило. Гостьи же с удивлением воззрились на коменданта и его  супругу.
Володыевского, судя по его громкой и страшной славе, они себе воображали
неким великаном, одним своим взглядом приводящим людей в трепет, супругу
же его - исполинкою с вечно хмурым челом и  грубым  голосом.  А  увидели
маленького  солдатика  с  приветливым,  безмятежным  лицом  и  такую  же
маленькую, розовую,  как  куколка,  женщину,  которая  в  своих  широких
шароварах  и  с  сабелькой  на  боку  более  походила  на  необыкновенно
красивого юношу, нежели на замужнюю даму. Тем не менее  супруги  приняли
гостей с распростертыми объятиями. Бася расцеловала всех трех женщин, не
дожидаясь, пока они ей будут представлены, узнав же, кто  они  и  откуда
едут, воскликнула:
   - Счастлива вам служить, сударыни и  судари!  Ужасно  вашему  приезду
рада! Хорошо, что в пути  ничего  не  приключилось:  в  нашей  глухомани
всякого можно ждать, но как раз  сегодня  мы  в  пух  и  прах  погромили
разбойников.
   Видя  же,  что  пани  Боская  глядит  на  нее  со  все   возрастающим
изумлением, хлопнула рукой по сабельке и добавила хвастливо:
   - И я участвовала в сраженье!  А  как  же!  У  нас  так  заведено!  О
господи,  позвольте,  я  вас  оставлю,  сударыня,  переоденусь  в  более
приличествующее  моему  полу  платье  и  смою  с  рук  кровь,  а  то  мы
только-только из ужасного боя. Хо-хо! Не будь Азба зарублен,  неизвестно
еще,  добрались  ли  бы  вы,  милостивая  государыня,  благополучно   до
Хрептева. Я мигом, а пока с вами муж мой останется.
   С этими словами она скрылась за дверью, а маленький рыцарь,  успевший
тем временем поздороваться с  Богушем  и  Нововейским,  подошел  к  пани
Боской.
   - Господь мне дал такую супругу, - сказал он, -  что  не  только  дом
украшает, но и на бранном поле отважным соратником умеет быть. А теперь,
подчинясь ее приказанию,  отдаю  себя  в  ваше  распоряженье:  чем  могу
служить, милостивая государыня?
   На что пани Боская отвечала:
   - Да наградит ее господь всяческими благами, как наградил красотою. Я
- жена Антония Боского и приехала сюда не за тем, чтобы твоя милость мне
услуги оказывал, а лишь просить на коленях поддержки  и  помощи  в  моей
беде. Зоська! Стань и ты на колени перед этим рыцарем, ибо если  не  он,
то и никто другой нам не поможет!
   С этими словами Боская и в самом деле упала на колени; красавица Зося
последовала ее примеру, и обе, заливаясь слезами, воскликнули:
   - Спаси, рыцарь! Сжалься над сиротами!
   Офицеры,  увидев  двух  коленопреклоненных  женщин,  а  более   всего
привлеченные красотою Зоси,  всем  скопом  их  обступили,  маленький  же
рыцарь, страшно смешавшись, бросился поднимать  Боскую  и  усаживать  на
лавку, приговаривая:
   - Господь с тобою, сударыня, что ты делаешь? Это я должен из уважения
к  полу  твоему  и  степенству  на  колени  стать.  Говори,   милостивая
государыня, чем могу тебе помочь, - видит бог, я не замедлю все сделать!
   - Сделает, сделает; и я со своей стороны  приложу  старанья!  Заглоба
sum, да будет тебе, сударыня, это известно! -  воскликнул  старый  воин,
растроганный слезами женщин.
   Тогда пани Боская кивнула Зосе, а та поспешно вытащила из-за  корсажа
письмо и подала его маленькому рыцарю.
   Тот взглянул на почерк и сказал:
   - От пана гетмана!
   После чего сломал печать и начал читать: