- Его милость пан гетман ваша милость в  первую  очередь;  это  я  до
смерти повторять не устану. Кто еще, не знаю...
   - А здешний комендант? Думаешь, он бы тебя кому-нибудь выдал, даже не
будь ты Тугай-беев сын? А она? Пани Володыевская! Я слышал,  как  она  о
тебе за ужином говорила... Ба! Да еще  до  того,  как  Нововейский  тебя
узнал, она, не раздумывая, за тебя  вступилась!  Пан  Володыевский  ради
жены все сделать готов, он в ней души не чает, а  она  тебя  любит,  как
сестра. Весь вечер твое имя у нее с уст не сходило...
   Молодой татарин внезапно опустил голову и принялся дуть на  дымящийся
напиток в кружке; когда он при этом выпятил синеватые  свои  губы,  лицо
его сделалось таким татарским, что Богуш, не удержавшись, сказал:
   - Черт, до чего ты сейчас на старого  Тугай-бея  похож  -  бывают  же
такие чудеса на свете! Я ведь отца твоего отлично знал,  и  у  хана  при
дворе видывал, и на бранном поле, да и в становье его  по  меньшей  мере
раз двадцать ездил.
   - Благослови господи всех, кто по справедливости живет,  а  обидчиков
пусть мор передушит! - ответил Азья. - Здоровье гетмана!
   Богуш выпил и сказал:
   - Здоровья ему и долголетия! Мы его не оставим. Хоть и  немного  нас,
зато все настоящие солдаты. Даст бог, не  уступим  дармоедам  этим,  что
только и умеют в сеймиках языком  молоть  да  обвинять  пана  гетмана  в
измене королю. Бездельники! Мы в степях денно и нощно  неприятелю  отпор
даем, а они горшки  с  бигосом  да  с  пшенной  кашей  за  собою  возят,
барабанят ложками по дну. Вот какая у них работа! Пан гетман посланца за
посланцем шлет, помощи для Каменца просит,  пророчит,  словно  Кассандра
падение Илиона и гибель народа Приамова, а эти и в ус  не  дуют,  только
докапываются, кто перед королем провинился.
   - Вы это о чем, сударь?
   - А,  так!  Comparationem    провел  между  нашим
Каменцем и Троей, да ты, верно, про  Трою  и  не  слыхал.  Пусть  только
поутихнет немного - пан  гетман  тебе  бумагу  на  шляхетство  выправит,
головой клянусь! Времена близятся такие, что, коли ты и  вправду  хочешь
славу стяжать, случай себя ждать не заставит.
   - Либо славу стяжаю,  либо  глаза  навеки  сомкну.  Вы  еще  обо  мне
услышите, как бог свят!
   - А что те? Что Крычинский? Вернутся к  нам?  Не  вернутся?  Что  они
сейчас делают?
   - В становищах своих  стоят:  одни  в  уджийской  степи,  другие  еще
дальше. Трудно им меж собой сговариваться - далеко  очень.  Весной  всем
приказано идти в Адрианополь и как можно больше провианту взять.
   - Черт возьми! Это очень важно: ежели в Адрианополе  большой  военный
congressus  соберется, быть войне. Надо немедля
уведомить пана гетмана. Он и без того полагает, что войны  не  избежать,
но это, почитай, верный знак.
   - Халим мне сказал, там  у  них  поговаривают,  будто  и  сам  султан
прибудет в Адрианополь.
   - Боже правый! А у нас здесь  войска  -  по  пальцам  перечесть.  Вся
надежда на каменецкую твердыню. А что Крычинский, неужто  новые  условия
ставит?
   - Не то чтоб условия - они там все  претензии  перечисляют.  Всеобщая
амнистия, возврат шляхетских прав и привилегий, каковые у них в  прежние
времена имелись, сохранение за ротмистрами званий - вот что им нужно. Но
от султана они уже больше получили, оттого и колеблются.
   - Ты что городишь? Как это султан  может  дать  больше,  нежели  Речь
Посполитая? В Турции absolutum dominium: что султану взбредет в  голову,
такие и будут законы. Да хоть бы и ныне здравствующий правитель все свои
обещания сдержал, преемник его их нарушит, а захочет, и вовсе  откажется
выполнять. У нас же привилегия -  вещь  святая:  кто  однажды  шляхтичем
стал, того сам король ни в чем ущемить не может.
   -  Они  говорят,  что  были  шляхтичами  и  потому  равными  драгунам
почитались,  но  старосты  сплошь  да  рядом  налагали  на  них   разные
повинности, от которых не только шляхта освобождена, но и  путные  бояре
.
   - Коли им гетман обещает...
   - Никто из них в великодушии гетмана не сомневается и все его в  душе
втайне любят, но при этом так рассуждают: гетмана самого шляхта объявила
изменником  ;   при   королевском   дворе   его   ненавидят;
конфедерация судом грозит - сумеет ли он чего добиться?
   Пан Богуш почесал в затылке.
   - Ну так что?
   - А то, что они сами не знают, как быть.
   - Неужто останутся у султана?
   - Нет.
   - Ба! Кто ж им прикажет возвращаться в Речь Посполитую?
   - Я!
   - Это как же?
   - Я - сын Тугай-бея!
   - Азья, милый друг! - сказал, помолчав, Богуш. - Не спорю, они  могут
тебя любить за то, что в твоих жилах славная  Тугай-беева  кровь  течет,
хоть они - наши татары, а Тугай-бей был нашим врагом. Это мне понятно: и
у нас среди шляхты кое-кто не без гордости рассказывает, что Хмельницкий
был шляхтич, притом не казацкого, а нашего, мазурского, рода...  Великий
был шельма, второго такого в аду не сыщешь, но  воин  превосходный,  вот
они и рады его своим считать. Такова уж человеческая натура! Однако чтоб
твоя кровь давала тебе право всеми татарами командовать... нет, не  вижу
оснований.
   Азья несколько времени  сидел  молча,  а  потом,  упершись  руками  в
колени, промолвил:
   - Хорошо, пан подстолий, я скажу, почему  Крычинский  и  другие  меня
слушают. Во-первых, это все простые татары, а я - князь, но еще они силу
во мне чувствуют и мудрость... Вот! Ни вам,  ни  пану  гетману  того  не
понять..
   - Какую еще силу, какую мудрость?
   - Я того сказати не умiю, - ответил Азья. - Почему я  к  таким  делам
готов, за какие никто другой не посмеет взяться? Почему я о том подумал,
о чем другие не задумываются?
   - Что за чепуха! Ну, и о чем же ты подумал?
   - О том подумал, что, дай мне пан гетман волю и право, я б не  только
этих ротмистров воротил, но и половину орды под его начало привел.  Мало
разве пустует земель на Украине и в  Диком  Поле?  Пусть  только  гетман