только удивление, но также испуг и  недовольство.  Молодых  князей  было
двое: Симеон и Миколай.
   - Богун! - сказала княгиня. - Ты это к нам зачем?
   - Заехал поклониться, мати. Может, не рады?
   - Рада я тебе, рада, только приезду удивляюсь, ибо слыхала, что ты  в
Чигирине за порядком приглядываешь. А кого же нам бог послал с тобой?
   - Это пан Заглоба, шляхтич, мой друг.
   - Рады вашей милости, - сказала княгиня.
   - Мы рады, - вторили Симеон и Миколай.
   - Сударыня! - ответил шляхтич. - Правда оно, что незваный гость  хуже
татарина, но известно также, что, если хочешь попасть в рай,  путнику  в
крове не отказывай, алчущего накорми, жаждущего напои...
   -  Садитесь  же,   пейте-ешьте,   -   сказала   старая   княгиня.   -
Благодарствуем, что навестили. Однако  ж,  Богун,  тебя-то  я  никак  не
ожидала... Разве что у тебя какое дело к нам есть?
   - Может, и есть, - не спеша молвил атаман.
   - Какое же? - беспокойно спросила княгиня.
   - Своим часом обсудим.  Дайте  сперва  передохнуть.  Я  же  прямо  из
Чигирина.
   - Видать, спешно тебе к нам было?
   - Куда ж мне еще спешно может быть, если  не  к  вам?  А  княжна-доня
здорова ли?
   - Здорова, - сухо ответила княгиня.
   - Хотелось бы на нее взглянуть-порадоваться.
   - Елена спит.
   - Вот это жаль. Пробуду-то я недолго.
   - Куда же ты едешь?
   - Война, мати! Времени в обрез. Того и гляди, гетманы в дело  пошлют,
а запорожцев бить жалко.  Разве  мало  мы  хаживали  с  ними  за  добром
турецким, правда, князюшки? - по морю  плавали,  хлебом-солью  делились,
пили да гуляли, а теперь вот враги сделались.
   Княгиня быстро взглянула на Богуна. В голове ее мелькнула мысль,  что
Богун, может быть, решил пристать к мятежу и приехал подбить ее  сыновей
тоже.
   - А ты как собираешься поступить? - спросила она.
   - Я, мати? А что? Трудно своих бить, да придется.
   - Так и мы рассуждаем, - сказал Симеон.
   - Хмельницкий - изменник! - добавил молодой Миколай.
   - На погибель изменникам! - сказал Богун.
   - И пускай ими палач тешится! - закончил Заглоба.
   Богун заговорил снова:
   - Так оно всегда на свете было. Сегодня человек тебе приятель, завтра
- иуда. Никому верить нельзя.
   - Только добрым людям, - сказала княгиня.
   - Это точно, - добрым людям верить можно. Потому-то я вам  и  верю  и
потому люблю вас, что вы люди добрые, невероломные...
   Голос атамана звучал как-то странно, и на некоторое время  воцарилась
тишина. Пан Заглоба глядел на княгиню и моргал своим здоровым глазом,  а
княгиня глядела на Богуна.
   Тот продолжал:
   - Война людей не питает,  а  губит,  поэтому  до  того,  как  воевать
отправиться, я и решил вас повидать. Кто знает, вернусь ли,  а  вы  ведь
горевать по мне станете, вы ведь мне други сердечные... Разве не так?
   - Конечно, так, истинный бог! С малых лет тебя знаем.
   - Ты брат нам, - добавил Симеон.
   - Вы князья, вы шляхта, а казаком не погнушались, в дому  пригрели  и
доню-сродницу посулили, потому что поняли - нет  без  нее  ни  житья  ни
бытья казаку, вот и пожалели его.
   - Не стоит про то и толковать, - поспешно сказала княгиня.
   - Нет, мати, стоит про то толковать, ведь вы  мои  благодетели,  а  я
попросил вот этого шляхтича, друга моего,  чтобы  меня  сыном  назвал  и
гербом  облагородил,  дабы  не  стыдно  было  вам  родственницу   казаку
отдавать. На что пан Заглоба согласие дал, и оба мы будем испрашивать  у
сейма позволения тому, а после  войны  поклонюся  я  господину  великому
гетману, ко мне милостивому,  и  он  поддержит:  он  вот  и  Кречовскому
пожалование исхлопотал.
   - Помогай тебе бог, - сказала княгиня.
   - Вы люди некриводушные, и я благодарен вам. Но прежде чем  на  войну
идти, хотелось бы еще разок услышать, что доню мне отдадите и  слова  не
нарушите. Шляхетское слово не дым, а вы же шляхта, вы князья.
   Атаман говорил неторопливо и торжественно, но в словах его  слышалась
как бы угроза, как бы предупреждение, что надо соглашаться на все,  чего
он ни потребует.
   Старая княгиня поглядела на сыновей, те - на нее, и  некоторое  время
все молчали. Внезапно кречет, сидевший на шесте у стены,  запищал,  хотя
до рассвета было еще долго, а за ним подали голоса  и  остальные  птицы;
громадный  беркут  проснулся,  встряхнул  крылами  и  принялся  каркать.
Лучина, пылавшая в печном зеве, стала догорать.  Сделалось  темновато  и
уныло.
   - Миколай, поправь огонь, - сказала княгиня.
   Молодой князь подбросил лучины.
   - Ну как? Обещаете? - спросил Богун.
   - Надо Елену спросить.
   - Пускай она говорит за себя, а вы за себя. Обещаете?
   - Обещаем! - сказала княгиня.
   - Обещаем! - повторили князья.
   Богун  внезапно  встал  и,  обратившись  к  Заглобе,  сказал  громким
голосом:
   - Любезный Заглоба! Попроси и ты девку, может, тебе тоже пообещают.
   - Ты что, казаче, пьян? - воскликнула княгиня.
   Богун  вместо  ответа  достал  письмо  Скшетуского  и,  поворотясь  к
Заглобе, сказал:
   - Читай.
   Заглоба взял письмо и в глухой тишине стал читать. Когда он закончил,
Богун сложил на груди руки.
   - Так кому же вы девку отдаете?
   - Богун!
   Голос атамана сделался похож на змеиный шип:
   - Предатели, собаки, негодяи, иуды!..
   - Гей, сынки, бери сабли! - крикнула княгиня.