разумению еду, ибо не знаю, где еще спрятаться можно.
   - В Разлоги не езжай, там Богун. Он тоже в бунтовщики собирается!
   - О боже мой!  Боже  мой!  В  Чигирине  говорят,  что  вот-вот  и  на
Заднепровье мужичье поднимется!
   - Очень может быть! Очень может быть! Поезжай же, куда тебе нравится,
а с меня довольно и о своей шкуре думать.
   - Так я и сделаю! - сказал  Плесневский  и,  стегнув  коня  нагайкой,
тронул с места.
   - Да от Разлогов держись подальше, - крикнул ему вслед Заглоба.  -  А
если Богуна встретишь, не говори, что меня видал, слышишь?
   - Слышу! - отозвался Плесневский. - С богом!
   И помчался, словно бы от погони.
   - Ну! - сказал пан Заглоба. - Вот те на!  Выкручивался  я  из  разных
переделок, но в таковых еще не бывал. Впереди -  Хмельницкий,  позади  -
Богун, и если оно на самом деле так, то я гроша ломаного не  дам  ни  за
свой перед, ни за свой тыл, ни за  всю  свою  шкуру.  Похоже,  я  дурака
свалял, в Лубны с тобою, барышня, не поскакав, но сейчас поздно сожалеть
об этом. Тьфу ты! Все мои мозги не стоят теперь того, чтобы  ими  сапоги
смазывать. Что же делать? Куда податься? Во всей Речи  Посполитой  нету,
видать, угла, где человек своею, не дареною смертью мог бы преставиться.
Спасибочки за такие подарки; пускай их другим дарят!
   - Ваша милость! - сказала Елена. - Два моих  брата,  Юр  и  Федор,  в
Золотоноше, может, от них будет нам какое спасение?
   - В Золотоноше? Погоди-ка, барышня-панна! Познакомился и я в Чигирине
с  паном  Унерицким,  у  которого  под  Золотоношею  имения  Кропивна  и
Чернобай. Но  это  отсюда  далековато.  Дальше,  чем  Черкассы.  Что  же
делать?.. Если больше некуда, бежим туда. Только с большой  дороги  надо
съехать: степью да лесами  пробираться  безопаснее.  Ежели  бы  хоть  на
недельку этак затаиться где-нибудь, в лесах каких-нибудь, может, гетманы
за это время покончили бы с Хмельницким и на Украине  поспокойней  стало
бы...
   - Не для того господь нас из рук Богуновых спас, чтоб дать погибнуть.
Уповай, ваша милость, сударь.
   - Постой, любезная барышня. Снова во мне вроде бы дух крепнет. Бывали
мы в разных переделках! Как-нибудь  расскажу  тебе,  барышня-панна,  про
бывшее со мною в Галате приключение, из чего ты сразу  выведешь,  что  и
тогда дело дрянь было, а поди-ка же, собственным умом  я  той  опасности
избежал и цел остался, хотя борода  моя,  как  можно  видеть,  поседела.
Однако нам надо съехать с дороги. Сворачивай, барышня-панна... Вот  так.
А ты верхом, как умелый казачок, ездишь! Трава высокая, ничей глаз сроду
нас не заметит.
   И действительно, трава, по мере того как  они  углублялись  в  степь,
становилась все выше, и в конце концов всадники  вовсе  в  ней  утонули.
Однако лошадям в сплошной  мешанине  тонких  и  толстых  стеблей,  порою
острых и ранящих, идти было нелегко.  Поэтому  они  вскоре  утомились  и
встали.
   - Ежели мы хотим, чтобы эти  лошаденки  послужили  нам  и  дальше,  -
сказал пан Заглоба, - придется слезть и расседлать их. Пускай поваляются
и попасутся, иначе толку не будет. Я так  понимаю,  скоро  до  Кагамлыка
доберемся. По мне, чем скорее, тем милее,  -  лучше  очерета  ничего  не
найти, если спрятаться в нем, дьявол и тот не сыщет. Только  бы  нам  не
заблудиться.
   Сказавши это, пан Заглоба спешился и  помог  спешиться  Елене,  затем
стал  снимать  арчаки  и  доставать  еду,  каковою  предусмотрительно  в
Разлогах запасся.
   - Надо подкрепиться,  -  сказал  он.  -  Дорога  неблизкая.  Дай  же,
барышня-панна, какой-нибудь обет святому Рафаилу, чтобы нам ее счастливо
проделать. А в  Золотоноше  имеется  старая  крепостца,  возможно,  и  с
гарнизоном.  Плесневский  сказал,   что   мужичье   и   на   Заднепровье
поднимается. Гм! Оно не исключено, скор тут повсюду народ бунтовать,  но
на Заднепровье покоится десница князя-воеводы, а чертовски тяжка десница
эта! Здорова у Богуна шея, но ежели эта десница на нее ляжет, то к самой
земле притиснет; оно дай боже, аминь. Кушай, барышня-панна.
   Пан Заглоба достал из-за голенища ножик с вилкой и  подал  их  Елене,
затем разложил перед нею на чепраке жареную говядину и хлеб.
   - Ешь, барышня-панна, -  сказал  он.  -  В  брюхе  пусто  -  в  башке
горох-капуста... Съел говядо - в голове  как  надо.  Дали  мы  с  тобою,
конечно, маху: правильней было в Лубны удирать, но  дела  не  поправишь.
Князь, верно, с  войском  тоже  за  Днепр  двинется  помогать  гетманам.
Страшных времен мы дождались, ибо гражданская война изо всего плохого  -
самое наихудшее. Уголка не найдется для мирных людей. Лучше мне  было  в
ксендзы  идти,  к  чему  я  призвание  имел,  ибо  человек  спокойный  и
воздержанный, да фортуна иначе распорядилась. Господи, господи! Был бы я
теперь краковским каноником и распевал бы часы на почетном  седалище  во
храме, потому как голос у меня  весьма  приятный.  Да  что  из  того!  С
молодых  лет  очень  мне  женский  пол  нравился.  Хо-хо!  Не  поверишь,
барышня-панна, каков я был красавчик. Бывало, погляжу на  какую,  и  она
как громом пораженная. Мне бы годков двадцать скинуть, плохи были  бы  у
пана Скшетуского дела. Очень ладный из тебя, любезная барышня,  казачок.
И неудивительно, что парни за тобой увиваются и друг дружку  из-за  тебя
за горло берут. Пан Скшетуский тоже забияка, каких мало.  Видал  я,  как
Чаплинский ему дал повод, а он хоть и подпил малость, но как схватит его
за шиворот и - прошу прощения - за штаны, как саданет им в  дверь!  Так,
скажу  я  тебе,  барышня-панна,  у   того   все   кости   из   вертлюгов
повыскакивали. Старый Зацвилиховский тоже мне о суженом  твоем  говорил,
что первейший он рыцарь, князю-воеводе любезный, да и сам  я  с  первого
взгляда понял, что жолнер он достоинства не последнего  и  не  по  годам
понаторевший. Жарко,  однако,  становится.  Хоть  и  приятна  мне  твоя,
барышня-панна, компания, но я бы не знаю что отдал, лишь бы  нам  уже  в
Золотоноше оказаться. Как видно, придется днем в травах отсиживаться,  а
по ночам ехать. Не знаю вот только, выдержишь ли ты тяготы такие?
   - Я здорова и все выдержу. Поехали хоть сейчас.
   -  Совсем  не  женская  в  тебе,  барышня-панна,  повадка.  Кони  уже
повалялись, так что я их поседлаю сейчас, чтобы готовы на всякий  случай
были. Пока кагамлыцких очеретов и зарослей не увижу, себя в безопасности
не почувствую. Не съезжай мы с дороги, можно было ближе  к  Чигирину  на
реку выехать, но здесь от большой дороги до воды, пожалуй,  оно  с  милю
будет. Сразу же на другой берег и переправимся. До чего же, однако,  мне
спать охота. Вчера ночь целую прокуролесили  мы  в  Чигирине,  вчерашний
день лихо меня в Разлоги с казаком несло,  а  нынешней  ночью  снова  из