это пустое, - сказал он, ощупав раны. - К завтрему здоровый будет. Я  им
сейчас  займусь.  Ну-ка  намять  мне  хлеба  с  паутиной.  Вы,   хлопцы,
убирайтесь отсюда к дьяволу, с девками в людской погуляйте,  потому  что
вам тут делать нечего, а двое берите его и несите. Вот так. Валяйте же к
чертовой матери, чего стали? А дом стеречь - я сам проверю.
   Двое казаков понесли Богуна в соседнюю комнату,  остальные  из  сеней
ушли.
   Заглоба подошел к Елене и, усиленно моргая глазом,  сказал  быстро  и
тихо:
   - Я друг Скшетуского, не бойся. Уведи-ка этого пророка спать и ожидай
меня.
   Сказав это, он пошел в комнаты, где  два  есаула  уложили  Богуна  на
турецкую софу. Заглоба тут же послал их за хлебом и  паутиной,  а  когда
они принесли из людской и то и то, занялся перевязкой Богуновых  ран  со
знанием дела, свойственным в те времена каждому шляхтичу,  понаторевшему
в склеивании голов, разбитых в поединках или на сеймиках.
   - Скажите молодцам, - велел он есаулам, - что к  утру  атаман  здоров
как бык будет, так что пускай  о  нем  не  печалятся.  Достаться-то  ему
досталось, но сам он тоже красиво действовал и завтра его свадьба,  хотя
и без попа. Ежели в доме погребишко имеется, можете себе позволить.  Вот
уже ранки и перевязаны. Ступайте же! Атаману покой нужен.
   Есаулы двинулись к двери.
   - Только весь погреб не выпейте! - напутствовал их пан Заглоба.
   И, усевшись в изголовье, внимательно вгляделся в атамана.
   - Ну, черт тебя от этих ран не возьмет, хотя досталось  тебе  славно.
Дня два рукой-ногой не шевельнешь, - бормотал он себе под нос, глядя  на
белое лицо и закрытые глаза казака. - Сабля у палача  хлеб  отбивать  не
стала, ибо ты - добыча палачова, и  от  него  не  отвертишься.  А  когда
повесят тебя, сам сатана из  твоей  милости  куколку  для  щенков  своих
сделает, потому что ты у нас пригожий. Нет, брат, пьешь ты славно, но со
мною пить больше не будешь. Поищи себе  компанию  среди  живодеров,  ибо
душегуб ты, как я погляжу, знатный, а я с тобою на шляхетские усадьбы по
ночам нападать не собираюсь. Пускай же тебя палач тешит! Кат веселит!
   Богун тихо застонал.
   - Вот-вот,  постони,  поохай!  Завтра  не  так  заохаешь.  Ишь  ведь,
татарская душа, княжны ему захотелось.  Ничего,  конечно,  удивительного
нет - девка сдобная, но если  ты  ее  надкусишь,  то  пускай  мои  мозги
собакам достанутся. Скорей у меня волоса на ладонях вырастут, чем...
   Гомон множества голосов долетел с майдана до слуха пана Заглобы.
   - Ага,  там,  видать,  до  погребочка  добрались,  -  буркнул  он.  -
Насоситесь же, как слепни, чтобы вам слаще спать было, а я за  вас  всех
посторожу, хотя не уверен, обрадуетесь ли вы этому завтра.
   Сказав это, он отправился поглядеть, в самом ли деле молодцы  поимели
знакомство с княжеским погребом, и сперва прошел в сени. Сени  выглядели
страшно. По  самой  середине  лежали  уже  окоченевшие  тела  Симеона  и
Миколая, труп княгини оставался в углу в том  самом  скрюченном  сидячем
положении, в каком прижимали ее к полу колени Богуновых молодцов.  Глаза
жертвы были раскрыты, зубы оскалены. Огонь,  горевший  в  печи,  освещал
сени тусклым светом, дрожавшим в лужах крови, все остальное сливалось  с
тьмою. Пан Заглоба подошел к княгине узнать, дышит ли она, и положил  ей
руку на лицо, но оно уже окоченело; затем он торопливо вышел на  майдан,
потому что оставаться в сенях было страшновато. На  майдане  казаки  уже
начали гулянку. Были разложены костры,  и  в  их  отблесках  увидел  пан
Заглоба бочки меда, вина и горелки с поотбитыми верхними доньями. Казаки
зачерпывали из бочек, как из криницы, и жадно бражничали. Некоторые, уже
разгоряченные вином, гонялись за дворовыми молодицами, из которых  одни,
охваченные страхом, отбивались или, не  разбирая  дороги,  прыгая  через
огонь, убегали, другие же, среди визга и взрывов хохота, позволяли  себя
ловить и тянуть к бочкам или кострам, где уже плясали  казачка.  Молодцы
точно одержимые пускались вприсядку,  перед  ними  семенили  девицы,  то
наступая с ужимками на партнеров, то отступая перед внезапными наскоками
плясунов. Зрители или колотили в жестяные кружки, или  припевали.  Крики
"ух-ха!" звучали все громче, им  вторил  собачий  лай,  ржанье  коней  и
мычанье волов, забиваемых для пира.  Несколько  поодаль  кружком  стояли
крестьяне  из  Разлогов,  пiдсусiдки,  во   множестве   прибежавшие   из
деревеньки на  звуки  выстрелов  и  крики,  поглядеть,  что  происходит.
Княжеское добро они защищать не собирались,  ибо  Курцевичей  в  деревне
ненавидели,  поэтому  сбежавшиеся  глазели  на  разгулявшихся   казаков,
подталкивали друг дружку, перешептывались  и  все  ближе  подбирались  к
бочкам с вином и медом. Гульба  делалась  все  шумнее,  пьянка  набирала
силу, молодцы уже не черпали жестянками из бочек, а прямо опускали  туда
головы по шею, пляшущих девок обливали водкой и медом, лица разгорались,
от голов валил пар, кое-кто уже нетвердо держался на ногах. Пан Заглоба,
выйдя на  крыльцо,  поглядел  на  гульбище,  а  затем  стал  внимательно
разглядывать небо.
   - Хороша погодка, только темно! - буркнул он. - Луна зайдет, и  тогда
хоть в рожу бей...
   Сказав это, пан Заглоба поспешно  подошел  к  бочкам  и  напивавшимся
молодцам.
   - Пейте, хлопцы! - воскликнул он.  -  Гуляй  дальше,  пей  не  жалей.
Лей-наливай! Зубы не сведет, не бойтесь.  Кто  за  здоровье  атамана  не
напьется, тот болван. Давай по бочкам! Давай по дочкам! Ух-ха!
   - Ух-ха! - радостно завопили казаки.
   Заглоба огляделся.
   - Ах, вы разэтакие, стервецы, прохвосты,  негодники!  -  закричал  он
вдруг. - Сами как лошади пьете, а караульным ничего? Ну-ка, сменить  их,
да поживее.
   Приказ был незамедлительно  исполнен,  и  в  одно  мгновение  человек
пятнадцать молодцев кинулись сменять  часовых,  до  сих  пор  в  гулянке
участия не принимавших. Те мигом прибежали,  и  рвение  их  было  вполне
понятно.
   - Давай! Давай! - кричал Заглоба, указуя на полные бочки.
   - Дякуем, пане! - ответили прибежавшие, погружая жестянки.
   - Через час чтобы опять сменили.
   - Слушаюсь! - ответил есаул.
   Казаки считали вполне естественным, что в отсутствие  Богуна  команду
принял пан Заглоба. Так случалось уже не однажды, и молодцы бывали этому
рады, потому что шляхтич всегда им все позволял.
   Стража пила вместе с прочими, а пан  Заглоба  вступил  в  разговор  с
местными.