- Что ж это у нас пан Михал  слова  не  скажет!  -  воскликнул  он  и
обратился к Елене: - Говорил я, краса твоя лишила его ума и дара речи?
   - Ложился бы ты лучше спать, сударь, впереди долгий день! -  ответил,
смешавшись, рыцарь и усиками  стал  шевелить  быстро,  словно  заяц  для
куражу.
   Но старый шляхтич был прав. Необычайная красота княжны точно  сковала
маленького рыцаря. Глядел он на нее, глядел  и  себя  вопрошал  в  душе:
возможно ли, чтобы по земле ходило такое чудо?  Немало  ему  довелось  в
жизни повидать красавиц: красивы были Анна и Барбара  Збаражские,  дивно
хороша Ануся Борзобогатая, и Жукувна, за которой увивался Розтворовский,
прелестна, и Вершуллова Скоропадская, и панна Боговитянка, но ни одна из
них сравниться не могла с этим чудесным степным цветком.  С  ними  бывал
Володыёвский и остроумен, и разговорчив, теперь же, глядя на  бархатные,
ласковые  и  томные  очи,  на  окаймлявшую   их   шелковистую   бахрому,
отбрасывающую на лицо глубокую тень, на  рассыпавшиеся  по  плечам,  как
цветы гиацинта, пряди, на стройный стан и высокую грудь, чуть  колышимую
дыханьем, от которой исходило сладостное тепло, на  лилейную  белизну  и
цветущие на ланитах розы, на малиновые уста, рыцарь наш слова выговорить
не мог, - хуже того! - самому себе казался неловким, глупым и,  главное,
маленьким, маленьким до смешного. "Она княжна, а я кто?" - думал  он  не
без горечи и мечтал, чтобы вдруг нагрянула какая-нибудь напасть, чтоб из
темноты вырос какой-нибудь грозный исполин - вот  когда  бы  бедный  пан
Михал показал, что не так уж он и мал, как кажется! Вдобавок его бесило,
что Заглоба, довольный,  видно,  что  названая  его  дочка  с  легкостью
разбивает сердца, без конца хмыкает, и уже шуточки  отпускать  начал,  и
подмигивает отчаянно.
   А она меж тем сидела подле костра, озаренная розовым блеском  огня  и
белым лунным светом, прелестная, спокойная, хорошеющая с каждой минутой.
   - Признай, пан Михал, - сказал наутро Заглоба, когда друзья  остались
на короткое время вдвоем, - что второй такой девы  не  сыскать  во  всей
Речи Посполитой. Покажешь еще одну, позволю  остолопом  себя  назвать  и
imparitatem <Здесь: высокомерие,  надменность,  незаслуженное  отношение
(лат.).> снесу без слова.
   -  Отрицать  не  стану,  -  ответил  маленький  рыцарь.  -  Чудо  это
редкостное, необычное; мне подобного еще не  случалось  видеть:  вспомни
статуи богинь,  изваянные  из  мрамора,  что,  точно  живые,  во  дворце
Казановских стоят, - и те ни в какое сравнение с нею идти не  могут.  Не
диво, что самые доблестные мужи головы за нее готовы сложить, - она того
стоит.
   - А я о чем толкую? - восклицал Заглоба. -  Ей-богу,  даже  не  знаю,
когда она краше: утром или вечером? Как ни взглянешь, свежа, будто роза.
Я тебе говорил, что и сам в прошлые времена хорош был чрезвычайно, но  и
тогда ей красотой уступал, хотя иные говорят, она на меня как две  капли
воды похожа.
   - Поди к черту, друг любезный! - вскричал маленький рыцарь.
   - Не гневись, пан Михал, и без  того  ты  чересчур  грозным  казаться
хочешь. Поглядываешь на нее, как козел на  капусту,  а  с  лица  мрачен;
голову даю, что у самого слюнки текут, да не  про  купца  товарец,  смею
заметить.
   - Тьфу! - плюнул  Володыёвский.  -  И  не  стыдно  вашей  милости  на
старости лет глупости городить?
   - А чего ты хмурый такой?
   - Тебе кажется, все напасти как дым рассеялись и опасности  миновали,
а я полагаю, еще хорошенько  подумать  надо,  как  одного  избежать,  от
другого укрыться. Путь впереди трудный, лишь богу известно, что нас  еще
ожидает, - в тех краях, куда мы едем, верно, уже бушует пламя.
   - Когда я ее в Разлогах у Богуна  выкрал,  куда  было  хуже:  впереди
мятеж, за спиной погоня; однако  ж  я  через  всю  Украину,  как  сквозь
огненное кольцо, прошел и добрался до самого Бара. А для чего, скажи, мы
голову на плечах носим? На худой конец пойдем в  Каменец,  до  него  уже
близко.
   - Ба! Туркам и татарам не дальше.
   - Рассказывай!
   - Я дело говорю и еще раз повторяю: есть  об  чем  подумать.  Каменец
лучше стороной обойти и прямо на Бар двинуть; казаки перначи уважают,  с
черным людом мы сладим, а вот если нас хоть один татарин приметит - пиши
пропало! Я ихнего брата давно знаю: впереди чамбула с птицами да волками
лететь - еще так-сяк, но упаси бог сойтись нос к носу - тут и  я  ничего
не смогу поделать.
   - Ладно, пойдем к Бару  или  куда-нибудь  в  те  края,  а  каменецкая
татарва да черемисы пускай в караван-сараях своих от чумы подохнут!  Его
милости невдомек, что Редзян и у Бурляя взял пернач. Теперь  казаки  нам
не помеха - хоть гуляй промеж  них  с  песней.  Самая  глухомань  позади
осталась, дальше, слава богу, живут люди.  О  ночевке  на  хуторах  надо
подумать - девице оно и удобнее, и приличней. Больно уж ты, кажется мне,
все в черных цветах видишь. Цо у дiдька! Неужели  три  мужа  в  расцвете
сил, три лихих - безо всякой лести скажу - молодца из степи  не  выйдут!
Соединим остроту ума нашего с твоей саблей - и айда! Больше нам с  тобой
все равно нечего делать. У Редзяна Бурляев пернач есть, а  это  главное:
ныне Бурляй всему Подолью хозяин; нам бы только перемахнуть  за  Бар,  а
там уже Ланцкоронский стоит во главе квартовых  хоругвей.  Поехали,  пан
Михал, не станем терять времени!
   И понеслись они,  не  теряя  времени,  по  степи  на  северо-запад  с
быстротою, на какую только способны были их кони. Ближе к Могилеву пошли
места более заселенные, так что вечером  нетрудно  было  отыскать  хутор
либо деревню для ночлега, но  румяные  утренние  зори  обычно  заставали
путников уже в седле. По счастью, лето стояло сухое,  дни  жаркие,  ночи
росистые, а на рассвете степь  из  конца  в  конец  серебрилась,  словно
покрытая инеем. Ветер осушил разлившиеся воды, реки  вошли  в  берега  -
переправляться через них труда не составляло. Какое-то время ехали вверх
по течению Лозовой, несколько дольше обычного задержавшись  на  отдых  в
Шаргороде, где стоял казацкий полк - один из тех, что были под  командой
Бурляя. Там им повстречались Бурляевы посланцы, и среди них сотник Куна,
который пировал с ними у старого  атамана.  Сотник  несколько  удивился,
почему они не через Брацлав, Райгород и Сквиру в Киев едут,  впрочем,  в
его душу не закралось и тени подозрения, да и Заглоба объяснил, что  тот
путь им  показался  опасным  из-за  татар,  которых  со  стороны  Днепра
ожидают. Куна, в свою очередь, рассказал,  что  послан  Бурляем  в  полк
объявить о походе и что сам  Бурляй  со  всеми  ямпольскими  войсками  и
буджакскими татарами с часу на час прибудет в Шаргород,  откуда  немедля