здесь не пройти живыми.
   - Пройти не пройти, а проехать можно, - ответил Заглоба. - Тьфу! Экое
проклятое место! Но мы на верном пути хотя бы?
   - Теперь уже близко! - сказал Редзян.
   - Слава богу! - буркнул Заглоба и мыслями устремился к княжне.
   Странное что-то творилось в его душе: глядя на эти дикие  берега,  на
пустынную глухомань, старый шляхтич с трудом мог  поверить,  что  княжна
так близко - та самая княжна Елена,  ради  которой  он  столько  невзгод
испытал и столько  преодолел  препятствий,  которую  так  полюбил,  что,
услыхав о ее смерти, потерял  всякий  вкус  к  жизни.  Впрочем,  человек
свыкается с любым несчастьем; Заглоба за долгий  срок  успел  сжиться  с
мыслью, что она похищена и находится неведомо где в Богуновой власти,  и
потому теперь не осмеливался сказать себе: вот и пришел конец поискам  и
тоскливому ожиданью, близок час блаженного покоя. В  то  же  время  иные
вопросы теснились в уме: что скажет она, его увидев? Неужто не  зальется
слезами? Ведь спасение от долгой и тяжелой  неволи  грянет  как  гром  с
ясного неба. "Неисповедимы пути господни, - думал Заглоба,  -  всевышний
так  все  повернуть  может,   чтоб   добродетель   восторжествовала,   а
неправедность была нещадно посрамлена". В конце концов, бог сперва отдал
Редзяна Богуну в руки, а потом связал их дружбой. По воле божьей  война,
злая мачеха, призвала страшного атамана покинуть эту глухомань, куда он,
точно  волк,  уволок  свою  добычу.  Бог  впоследствии  наслал  на  него
Володыёвского и снова с Редзяном свел - и так все сложилось, что сейчас,
когда Елена, возможно, теряет последнюю надежду и ниоткуда уже  не  ждет
избавленья,  -  избавление  придет  нежданно!  "Конец   твоим   печалям,
доченька, - думал Заглоба, -  вскоре  суждено  тебе  изведать  безмерную
радость. Ой! Как же она благодарить будет,  рученьки  складывать!  Какие
слова станет говорить!"
   Как живая явилась княжна Заглобе - и  совсем  расчувствовался  старый
шляхтич и весь ушел в свои  думы,  представляя,  что  в  скором  времени
должно случиться.
   Вдруг Редзян дернул его за рукав:
   - Ваша милость!..
   - Чего тебе?  -  спросил  Заглоба,  недовольный,  что  прерывают  его
размышленья.
   - Видели, ваша милость? Волк перебежал дорогу.
   - Ну и что?
   - А волк ли?
   - Догони да проверь.
   В эту минуту Володыёвский придержал лошадь.
   - А мы, часом, не сбились с дороги? - спросил он. - Пора бы уже  быть
на месте.
   - Нет! - ответил уверенно Редзян. - Как Богун говорил,  так  и  едем.
Господи, поскорей бы уже все это кончалось.
   - Скоро и кончится, ежели верно едем.
   - Я еще хочу вас,  судари,  попросить:  присматривайте  за  Черемисом
этим, покуда я с колдуньей толковать буду; мерзок он, видно, ужасно,  но
из пищали без промаху стреляет.
   - Не бойся. Поехали!
   Но не проехали они и полсотни шагов,  как  лошади  начали  храпеть  и
прясть  ушами.   Редзян   прямо-таки   гусиной   кожей   покрылся:   ему
представилось, что из-за излома скалы вот-вот раздастся  вой  упыря  или
выскочит  невиданная  паскудная  тварь,  -  однако   оказалось,   лошади
захрапели потому лишь, что всадники приблизились к  логову  того  самого
волка, который раньше напугал парня.  Вокруг  было  тихо,  даже  саранча
стрекотать перестала, потому что солнце  уже  скатилось  на  край  неба.
Редзян перекрестился и вздохнул с облегченьем.
   Вдруг Володыёвский остановил лошадь.
   - Вижу яр, - сказал он, - вход валуном завален, а в валуне проем.
   - Во имя отца, и сына, и святого духа,  -  прошептал  Редзян,  -  это
здесь!
   - За мной! - скомандовал, заворачивая коня, пан Михал.
   Через минуту они достигли проема и въехали под каменный  свод.  Перед
ними открылся глубокий яр, густо заросший по склонам, образующий в своем
начале просторную  полукруглую  поляну,  словно  бы  обнесенную  высокой
отвесной стеною.
   Редзян завопил что было мочи:
   - Бо-гун! Бо-гун! Здорово, ведьма! Здорово! Бо-гун! Бо-гун!
   Придержав коней, друзья постояли несколько времени в молчанье,  потом
Редзян снова принялся кричать:
   - Богун! Богун!
   Издалека донесся лай собак.
   - Богун! Богун!..
   На левом склоне яра в красных  и  золотых  лучах  солнца  зашелестели
густые заросли боярышника и дикой сливы; немного погодя чуть  ли  не  на
самом краю обрыва появилась  какая-то  фигура:  изогнувшись  и  заслонив
глаза рукою, она разглядывала пришельцев.
   - Это Горпына! - сказал Редзян и, приставив ковшиком ладони ко рту, в
третий раз крикнул: - Богун! Богун!
   Горпына начала спускаться, откинувшись назад для равновесия. Шла  она
быстро, а за нею катился низкорослый,  коренастый  человечек  с  длинной
турецкой пищалью; кусты ломались под тяжелыми  шагами  ведьмы,  камни  с
грохотом скатывались на дно оврага; изогнувшаяся,  в  пурпурном  блеске,
она и впрямь казалась исполинским сверхъестественным существом.
   - Вы кто? - спросила, спустившись, зычным голосом ведьма.
   - Как живешь, касатка? - крикнул в ответ Редзян;  едва  он  убедился,
что перед ним не духи, а люди, к нему вернулось обычное хладнокровье.
   - Ты, никак, Богунов слуга? Ну да! Узнаю! Здорово,  малый!  А  это  с
тобой что за птицы?
   - Дружки Богуновы.
   - Хороша ведьма, - буркнул в усы пан Михал.
   - А сюда пошто прискакали?
   - Вот тебе пернач, нож и перстень - смекаешь, что это значит?
   Великанша взяла все и внимательно осмотрела каждую вещицу, после чего
сказала:
   - Они самые! Вы за княжной, что ли?
   - Точно так. Здорова она?
   - Здорова. А чего Богун сам не приехал?
   - Ранен Богун.
   - Ранен... Я на мельнице видала.