- Коли видала, зачем спрашиваешь? Врешь небось, бесстыжая!  -  совсем
уже по-свойски заговорил Редзян.
   Ведьма усмехнулась,  показав  белые,  как  у  волчицы,  зубы,  ткнула
Редзяна кулаком в бок.
   - Ну ты, парень!
   - Пошла прочь!..
   - Испугался? А то поцеловал бы! Когда княжну заберете?
   - Прямо сейчас, лошади только отдохнут...
   - Ну и забирайте! Я с вами поеду.
   - А ты зачем?
   - Брату моему смерть написана. Его ляхи на кол посадят. Поеду с вами.
   Редзян изогнулся в седле, будто для того, чтобы удобнее было говорить
с ведьмой, а сам незаметно положил на пистолет руку.
   - Черемис, Черемис! - негромко крикнул он,  чтобы  привлечь  внимание
своих спутников к уродцу.
   - Зачем зовешь? У него язык отрезан.
   - Я не зову, я красоте его дивлюсь. Неужто бросишь его? Он муж твой.
   - Он мой пес.
   - И вас только двое в яру?
   - Двое. Княжна третья!
   - Это хорошо. Ты без него не поедешь.
   - Я тебе сказала: поеду.
   - А я тебе говорю: останешься.
   Было в голосе парня нечто такое,  отчего  великанша  повернулась,  не
сходя с места, и на лице ее выразилось беспокойство  от  закравшегося  в
душу внезапного подозренья.
   - Що ти? - спросила она.
   - От що я! - ответил Редзян и выстрелил почти в упор из  пистолета  -
пуля попала промеж грудей ведьмы: на минуту всю ее заволокло дымом.
   Горпына попятилась,  раскинув  руки,  глаза  выкатились,  нечеловечий
вопль вырвался из глотки. Пошатнувшись, она грянулась навзничь.
   В ту же секунду Заглоба хватил Черемиса  саблей  по  голове  с  такой
силой, что кость хрястнула под лезвием. Чудовищный  карла,  не  издав  и
стона, свернулся как червь и задергался в корчах, а  пальцы  его,  будто
когти издыхающей рыси, то скрючивались, то снова распрямлялись.
   Заглоба вытер полой жупана  дымящуюся  саблю,  а  Редзян  соскочил  с
лошади и, схвативши камень, бросил его на широкую грудь Горпины, а потом
стал шарить у себя за пазухой.
   Исполинское тело ведьмы  еще  вздрагивало,  она  била  ногами  землю,
судорога страшно  исказила  ее  лицо,  на  ощерившихся  зубах  выступила
кровавая пена, а из горла исходило глухое хрипенье.
   Между тем Редзян  вытащил  из-за  пазухи  кусочек  освященного  мела,
начертил на камне крест и промолвил:
   - Теперь не встанет.
   После чего вспрыгнул в седло.
   - Вперед! - скомандовал Володыёвский.
   Вихрем помчались друзья вдоль ручья, бегущего посредине яра, миновали
редкие дубы, растущие при дороге, и глазам их открылась хата, а  за  нею
высокая мельница. Мокрое колесо сверкало, точно багряная звезда, в лучах
заходящего солнца. Два огромных черных пса, привязанные по  углам  хаты,
рванулись к всадникам с яростным лаем и воем. Володыёвский ехал первым и
первым достиг цели; соскочив с лошади и подбежав к  двери,  он  пнул  ее
ногой и, бренча саблей, ворвался в сени.
   В сенях по правую руку приотворенная дверь вела в просторную горницу,
где на полу лежал огромный ворох щепок, а посередине тлел очаг, наполняя
горницу дымом. Дверь слева была закрыта.
   "Наверно, она там!" - подумал Володыёвский и бросился налево.
   Толкнулся, дверь  отворилась,  ступил  на  порог  и  остановился  как
вкопанный.
   В глубине светлицы, опершись рукою о  спинку  кровати,  стояла  Елена
Курцевич, бледная, с рассыпавшимися по плечам волосами; в испуганных  ее
глазах, устремленных на Володыёвского, читался вопрос: кто ты? чего тебе
надо?  -  она  никогда  прежде  не  видела  маленького  рыцаря.  Он   же
остолбенел, потрясенный ее красотой и видом светлицы, убранной  бархатом
и парчою. Наконец дар речи вернулся к нему, и он проговорил поспешно:
   - Не бойся, любезная панна: мы друзья Скшетуского!
   Княжна упала на колени.
   - Спасите меня! - вскричала она, заламывая руки.
   В эту минуту на пороге появился, весь дрожа,  Заглоба,  запыхавшийся,
багровый.
   - Это мы! Мы с помощью! - кричал он.
   Услышав эти слова и увидя  знакомое  лицо,  княжна  покачнулась,  как
срезанный цветок,  руки  ее  бессильно  упали,  очи  закрылись  пушистой
завесой, и она лишилась чувств.

Глава XXIII

   Едва дав лошадям отдохнуть,  друзья  наши  помчались  назад  с  такой
быстротою,  что,  когда  месяц  взошел  над  степью,  они  были  уже   в
окрестностях  Студенки  за  Валадынкой.   Впереди   ехал   Володыёвский,
внимательно глядя по сторонам, за ним, рядом с Еленой, Заглоба, а позади
всех Редзян. Он вел вьючных лошадей и  еще  двух  запасных,  которых  не
преминул прихватить из Горпыниной конюшни. Заглоба рта не закрывал, да и
было что порассказать княжне, которая, сидя в глухом яру, не ведала, что
творится на свете. И старый шляхтич рассказывал девушке, как  они  ее  с
первого дня искать стали, как Скшетуский до самого Переяслава по  следам
Богуна дошел, не зная, что тот ранен, наконец, как Редзян выведал  тайну
ее убежища у атамана и привез в Збараж.
   - Боже милосердный! - восклицала Елена, обращая к  месяцу  прелестное
бледненькое свое лицо, - значит, пан Скшетуский  за  Днепр  меня  искать
ходил?
   - Говорю тебе, в самом  побывал  Переяславе.  И  сюда  непременно  бы
вместе с нами явился, будь у нас время за ним послать, но мы  решили  не
мешкая к тебе на выручку ехать. Он еще не знает, что ты  спасена,  и  за
душу твою молится денно и нощно, однако  ты  его  не  жалей.  Пусть  еще
немного помучится - зато какую получит награду!
   - А я уж думала, все меня позабыли, и лишь о смерти просила бога!
   - Не только не позабыли, а всякую минуту размышляли, как бы  тебе  на
помощь прийти.  Иной  раз  диву  даешься:  ладно,  я  голову  ломал  или
Скшетуский, оно понятно, но ведь этот рыцарь,  что  впереди  скачет,  не