этим делом не медлили, что же касается условия, чтоб оба государства держали
те земли, которые издавна им принадлежали, то  великий  князь  Иоанн  земель
Литовского государства не держит - держит свои земли.
     Таким образом,  в  Москве  прямо  объявили,  что  не  хотят  слышать  о
сватовстве до заключения мира, который потому Литва должна заключить на всей
воле московского князя, т. е. уступить ему все его недавние примыслы, ибо он
прямо объявил,  что  все,  чем  он  владеет,  -  его  собственность.  И  эта
собственность увеличивалась беспрестанно на счет Литвы: в начале  1493  года
приехали  служить  к  великому  князю  московскому  князь  Семен   Федорович
Воротынский с племянником, князем Иваном Михайловичем, оба с  отчинам;  мало
того, дорогою князь Семен овладел двумя литовскими городами -  Серпейском  и
Мещовском. За Воротынскими погнались воевода смоленский пан Юрий Глебович да
сын известного московского беглеца, князь Семен Иванович Можайский, и  взяли
назад Серпейск и Мещовск. По Иоанн не хотел отдавать раз взятое;  он  послал
против них племянника своего, князя Федора  Васильевича  Рязанского  да  еще
несколько воевод  с  большим  войском,  которому  Глебович  и  Можайский  не
осмелились противиться, укрепили  города  заставами  (гарнизонами),  а  сами
побежали к Смоленску. Сила московская пришла под Мещовск и взяла  город  без
сопротивления, заставу литовскую отослали в Москву, земских и  черных  людей
привели к присяге Иоанну; Серпейск сопротивлялся, был взят с бою, разграблен
и сожжен, сожжен был также Опаков; повсюду земские и черные люди приведены к
присяге за Москву, ратные люди, сидевшие  в  осаде  по  городам,  и  большие
городские люди числом 530 разосланы в заточение по московским городам. В  то
же время двое других воевод, князь Данило  Щеня  и  князь  Василий  Иванович
Патрикеев, сын Ивана  Юрьевича,  взяли  Вязьму,  князей  вяземских  и  панов
привели в Москву; великий князь  пожаловал  их  прежнею  отчиною  Вязьмою  и
приказал им себе служить. Тогда же приехал служить в  Москву  князь  Михайла
Романович Мезецкий и привел пленными двух родных братьев, которых сослали  в
Ярославль. Из Литвы в Москву приезжали князья с отчинами, из Москвы в  Литву
перебежал один какой-то  Юшка  Елизаров,  и  скоро  потом  гнездо  литовских
доброжелателей было окончательно истреблено в Москве: в январе 1493 года  на
Москве-реке в клетке были сожжены князь  Иван  Лукомский  да  Матвей  Поляк,
толмач латинский; послал князя  Лукомского  в  Москву  еще  король  Казимир,
взявши с него клятву, что или убьет великого князя Иоанна, или ядом окормит,
и яд свой к нему прислал, который был вынут  и  послужил  уликою;  Лукомский
оговорил и князя Федора Бельского,  что  хотел  бежать  в  Литву;  Бельского
схватили и сослали в  заточение  в  Галич;  схвачены  были  и  двое  братьев
Селевиных, родом из Смоленска, которые посылали человека своего с  грамотами
и вестями к литовскому  великому  князю  Александру,  одного  брата  засекли
кнутом до смерти, другому отрубили голову. Так говорил  летописец;  по  всем
вероятностям, упомянутые люди, живя в Москве, служили князю литовскому,  но,
как видно, не было  ясных  доказательств  относительно  участия  Казимира  в
намерении погубить Иоанна, потому что последний в сношениях с Литвою ни разу
не упоминает об этом; после, уже в княжение Василия  Иоанновича,  московские
бояре, вычисляя пред литовскими послами все неприязненные поступки  Казимира
и Александра, ни слова не упомянули о деле Лукомского.
     Между тем пересылки не прекращались: посланец Патрикеева,  ездивший  от
него  с  письмом  к  Заберезскому,  привез  от  последнего   новое   письмо;
Заберезский уведомлял, что он говорил с князем  епископом  и  панами  Радою,
которые все желают мира и родственного союза между государями, хочет этого и
сам великий князь Александр и отправляет послов в Москву; но до  их  отъезда
хотелось бы получить ручательство в успехе посольства, пойдет ли дело вперед
к  доброму  концу?  "Как  вы  своего  государя  чести  стережете,  -   писал
Заберезский, - так и мы: если великие послы вернутся без доброго конца, то к
чему доброму то дело пойдет впредь?"
     С ответом отправился в Литву к Александру дворянин Загряжский,  который
прежде всего удивил новою формою: до сих пор  в  верющих  грамотах  Казимиру
Иоанн писал так: "От  великого  князя  Ивана  Васильевича  Казимиру,  королю
польскому и великому князю литовскому,  послали  есмо"  и  проч.  Теперь  же
грамота начиналась: "Иоанн, божьею милостию государь  всея  Руси  и  великий
князь владимирский, и московский, и новгородский, и псковский, и тверской, и
югорский, и болгарский,  и  иных,  великому  князю  Александру  литовскому".
Первая речь посольская была: "Служил тебе князь Семен Федорович Воротынский,
и он нынче нам бил челом служить. Служили тебе князь Андрей да князь Василий
Васильевичи Белевские, да князь Михайла Романович Мезецкий, да князь  Андрей
Юрьевич Вяземский, и они нынче нам били челом служить и с вотчинами, и  тебе
бы то было ведомо". Потом посол требовал, чтоб всем  этим  князьям  не  было
никаких обид от литовских подданных. Относительно титула Загряжскому был дан
такой наказ: "Если спросят его: для чего князь  великий  назвался  государем
всея Руси; прежде ни отец его, ни он сам  к  отцу  государя  нашего  так  не
приказывали? То послу отвечать: государь мой со мной  так  приказал,  а  кто
хочет знать зачем, тот пусть едет в Москву, там ему про  то  скажут".  Князь
Патрикеев послал Заберезскому письмо в ответ на  опасения  его  относительно
неверного  успеха  великих  литовских  послов.  "Сам  поразумей,   -   писал
Патрикеев. - Когда между государями великие люди ездят, тогда  божьею  волею
между ними и доброе дело делается". Между тем Заберезский  опять  прислал  в
Новгород к Якову Захарьичу просить позволения  купить  двух  кречетов;  Яков
послал сказать об этом  великому  князю,  и  тот  отвечал,  что  дело  не  в
кречетах, а, верно, прислано  затем,  чтоб  высмотреть,  или  задираючи  для
прежнего дела; что надобно Якову послать к Заберезскому  своего  человека  с
кречетами и с грамотою о прежнем деле: "Возьмутся за то дело, то дай бог;  а
не возьмутся, то нам низости в этом нет  никакой".  Иоанн  приказывал,  чтоб
Яков послал в Полоцк с кречетами и грамотою человека умного, который бы  мог
смотреть тамошнее дело и расспрашивать вежливо; а с  человеком  Заберезского
послать до рубежа пристава, который бы смотрел, чтоб с ним никто не говорил,
и вперед так поступать, если кто снова приедет из Литвы.
     Заберезский  отвечал,  что  поруха  доброму  делу  от  Москвы,  которая
забирает города и причиняет вред Литве, если этот вред загладится, то и дело
пойдет вперед. Посол от Александра  приехал  с  объявлением,  что  литовский
великий князь не освобождает от присяги отъехавших  князей,  с  требованием,
чтоб Иоанн не принимал их, и с жалобами на взятие и сожжение городов.  Посол
должен был повторить эти жалобы и пред князем Патрикеевым от имени  епископа
виленского и всех панов радных с прибавкою о титуле: "Господарь  ваш  к  его
милости нашему господарю имя себе высоко написал, не по старине, не так, как
издавна обычай бывал. Сам того, князь, посмотри,  хорошо  ли  это  делается?
Старину оставляете и в новые дела вступаете". Великий князь велел  отвечать,
что князья Воротынские и Белевские - старые слуги московских князей и только
в невзгоду отца его, великого князя Василия, были у  Казимира,  короля;  что
взятие и сожжение городов было  следствием  нападения  князя  Можайского  на
отъехавших князей. Князь Патрикеев отвечал насчет титула, что  государь  его