Со  славою  отступил  Плеттенберг  к  своим  границам,  но  со   славою
бесполезною: Орден, могший бороться со Псковом, не  мог  теперь  бороться  с
Московским государством, даже и в союзе с Польшею и Литвою, который оказался
бесполезным. Великий магистр прусский писал к папе, что  русские  хотят  или
покорить всю Ливонию, или если не смогут  этого  по  причине  крепостей,  то
хотят вконец опустошить ее, перебивши  или  отведши  в  плен  всех  сельских
жителей, что они уже проникли до половины страны, что магистр ливонский не в
состоянии  противиться  таким  силам,  от  соседей  же  плохая  помощь;  что
христианство в опасности и  потому  святой  отец  должен  провозгласить  или
крестовый поход, или юбилей. Александр литовский должен был просить  мира  у
тестя, но, по договору, он не мог мириться без Ливонии,  и  в  генваре  1503
года Иоанн дал опасный лист немецким послам в такой  форме:  "Иоанн,  божьею
милостию царь и государь всея Руси и великий князь (следует обычный  титул),
и сын  его,  князь  великий  Василий  Иванович,  царь  всея  Руси,  магистру
Ливонской земли, архиепископу и епископу юрьевскому и иным епископам и  всей
земле Ливонской. Присылали вы бить челом к брату нашему и зятю,  Александру,
королю польскому и великому князю литовскому, о том, что хотите к нам  слать
бить челом своих послов. И мы вам на  то  лист  свой  опасный  дали".  Послы
немецкие приехали вместе с литовскими и ждали до  тех  пор,  пока  кончились
переговоры с последними насчет шестилетнего перемирия.  Когда  грамоты  были
написаны, канцлер Сапега сказал дьякам,  чтоб  князь  великий  велел  теперь
говорить с немцами, потому что до тех  пор  литовским  послам  нельзя  будет
запечатать грамот, пока не будет разговора G немцами о перемирье. На  другой
день великий князь велел немецким послам быть у себя на дворе и выслал к ним
бояр и дьяков для переговоров; на третий день после этих  переговоров  посол
венгерский подал Иоанну следующую записку: "Послы  князя  мистра  ливонского
были вчера у меня и объявили, что бояре вашей милости, разговаривая с  ними,
господаря их и их самих позорили и многие  неприличные  слова  говорили;  я,
государь, очень удивляюсь, если это случилось с  позволения  твоей  милости?
Прошу, пресветлый великий князь, положить конец  всем  этим  делам,  которые
мешают действиям христианских государей против неверных, потому  что  послам
королевским нельзя ни на что решиться без ливонских".
     Иоанн велел отвечать послам венгерскому и польскому: "Вы говорили, чтоб
мы велели с лифляндскими немцами взять перемирие на шесть лет, мы у немецких
послов речи выслушали и для свойства с  зятем  своим,  Александром  королем,
велели наместникам своим,  новгородскому  и  псковскому,  и  отчинам  своим,
Великому Новгороду и Пскову, взять с Ливонскою землею перемирие на шесть лет
по старине, как было прежде. А немцы говорили, что этого прежде не было,  да
и теперь нельзя быть; вы послушайте их речи, что они говорили! Они говорили,
что приехали не бить  челом  нам  о  перемирье,  но  будто  просил  магистра
Александр король, чтоб он  с  нами  перемирие  взял;  и  они  хотят  с  нами
перемирие взять, а не с нашими наместниками и отчинами. А  вот  вам  грамоты
перемирные, как прежде магистр и  вся  Ливонская  земля  присылали  к  нашим
наместникам и нашим отчинам бить челом о перемирье; и  вы  сами  посмотрите,
гораздо ли они так говорили?" Грамоты были  принесены,  послы  прочли  их  и
объявили, что немцы вчера говорили не гораздо: грамотам пригоже быть  таким,
какие в старину бывали, и заключать им перемирье в Новгороде; при этом послы
венгерские и польские сказали, чтоб дали им список,  каким  быть  перемирным
грамотам; желание их было исполнено, и тогда они объявили, что дело немецкое
кончено.
     Мы упоминали уже о союзе Иоанна московского с Иоанном, королем датским,
целью которого  было  общее  действие  против  шведских  правителей  Стуров.
Датский король искал шведского престола;  неизвестно,  чем  возбуждена  была
неприязнь к Швеции московского государя, только в 1496 году,  по  заключении
союза с Даниею, он отправил троих воевод осаждать Выборг; русские опустошили
окрестную страну, но не могли взять города,  который  осаждали  три  месяца,
употребляя при этом огромные пушки, в 24 фута длиною. В следующем году новое
русское войско вторгнулось  в  Финляндию,  опустошило  ее  до  Тавастгуса  и
поразило шведское войско, истребив в нем 7000 человек вместе с  начальником,
тогда  как  полки,  составленные  из  устюжан,  двинян,  онежан   и   важан,
отправились из устьев Двины морем в Каянию, на десять рек, повоевали  берега
осьми рек, а жителей берегов Лименги привели  в  русское  подданство.  Шведы
отомстили в том же году: Свант Стур  явился  на  семидесяти  бусах  в  устье
Наровы и осадил новопостроенный Иван-город,  где  начальствовал  князь  Юрий
Бабич; этот воевода, видя, что дома начинают  гореть  от  действия  шведских
пушек,  испугался  и  бежал  из  города,  который  был  занят  и  разграблен
неприятелем; двое других русских воевод стояли близко, но не оказали никакой
помощи.  Шведы,  впрочем,  скоро  сами  покинули  свое   завоевание.   Война
кончилась,  когда  король  датский  достиг  своей  цели,  сделался   королем
шведским; что выиграл от этого союзник его, неизвестно.
     Известнее нам подробности сношений  московского  двора  с  австрийским,
начавшихся в  княжение  Иоанна  III.  Можно  сказать,  что  Северо-Восточная
Россия, или Московское государство, для  западных  европейских  держав  была
открыта в одно время с Америкою. При императорском  дворе  знали,  что  Русь
подвластна королю польскому и великому князю литовскому, но не знали, что на
северо-востоке есть еще самостоятельное Русское  государство,  до  тех  пор,
пока в 1486 году не приехал в Москву рыцарь Николай Поппель,  посещавший  из
любопытства отдаленные страны и имевший при себе свидетельство от императора
Фридриха III. Этому свидетельству в Москве  дурно  верили,  подозревали,  не
подослан ли Поппель от польского короля с каким-нибудь дурным умыслом против
великого князя, однако отпустили его без задержки.  Возвратясь  в  Германию,
Поппель объявил императору, что московский великий князь вовсе не подвластен
польскому королю, что владения его гораздо пространнее владений  последнего,
что он сильнее и богаче его. Эти рассказы имели следствием то,  что  в  1489
году Поппель явился в Москву уже в виде  посла  императорского  и  требовал,
чтоб великий князь говорил с ним наедине, без бояр; Иоанн отказал, и Поппель
говорил великому князю перед боярами такие  речи:  "Хочет  ли  твоя  милость
выдать дочь свою за князя маркграфа баденского,  племянника  императорского?
Если хочет, то царь римский берется устроить дело; если же не хочет,  то  не
говори об этом ни одному человеку: многие  государи  но  будут  рады,  когда
узнают, что твоя милость в знакомстве и в  приятельстве  с  царем  римским".
Иоанн велел отвечать, что хочет с цесарем любви и дружбы и посылает  к  нему
своего человека. Но Поппель продолжал прежнюю речь: "Если тебе  любо  отдать
дочь за того князя, о котором я тебе говорил,  то  ты  вели  нам  свою  дочь
показать". На это ему был ответ: "У нас в земле нет обычая, чтоб прежде дела
показывать дочерей". Тогда Поппель опять начал просить, чтоб  позволено  ему
было поговорить с великим князем наедине. Иоанн велел  ему  быть  у  себя  и
говорил с ним в набережной горнице, поотступив от бояр, а дьяк Федор Курицын
записывал посольские речи. Поппель начал: "Просим твою милость,  чтоб  никто
не знал о том, что буду говорить: если неприятели твои, ляхи, чехи и другие,