Кузнецов? Как следователи не обратили внимания  на  эту  запутанность  и  не
потребовали к допросу Кузнецова?  Далее  Константиновской  церкви  священник
Богдан показал, что он в тот день, в субботу, обедал у Михайлы Битяговского:
вдруг зазвонили в городе у Спаса в колокол; Битяговский послал  своих  людей
проведать,  зачем  звонят,  и  думал,  что   где-нибудь   пожар;   посланные
возвратились и сказали, что царевича Димитрия не стало; тогда Михайла тотчас
приехал на двор к царевичу, начал уговаривать  посадских  людей  и  был  ими
убит; а сын Михайлы Битяговского, Данила был в то время  у  отца  своего  на
подворье, обедал. Священник показал что Битяговский дома еще узнал о  смерти
царевича и тотчас отправился во дворец; а углицкие рассыльщики показали, что
Михайла Битяговский, услыхав шум, пошел вместе с сыном в дьячью избу;  здесь
сытник Моховиков  сказал  ему,  что  царевич  болен  падучею  болезнию  (еще
только!), и Битяговский отправился к царице, а сын  его  остался  в  дьячьей
избе.  Какое  же  из  этих  двух  показаний  справедливо?  Если  справедливо
показание священника Богдана,  то  Михайле  Битяговскому,  извещенному,  что
царевича не стало, не за чем было сначала идти в дьячью избу: он должен  был
прямо спешить во дворец. Разумеется, для объяснения этого противоречия нужно
было спросить сторожа дьячьей избы, Евдокима Михайлова: он должен был знать,
был ли Михайла Битяговский в избе, и как попал туда  сын  его,  Данила,  как
вместе с последними очутился там и Качалов? Но сторожа Евдокима спросить  об
этом  не  заблагорассудили.  Спрашивали  Кирилла  Моховикова,  который,   по
объявлению рассыльщиков, первый дал знать Битяговскому о болезни царевича; и
Моховиков не сказал ни слова о том, давал ли он об этом знать  Битяговскому,
и объявил только, что когда царевич покололся ножом  и  начали  звонить,  то
Михайла Битяговский прибежал к двору, к воротам, а ворота  были  заперты,  и
он, Моховиков, побежал к Михайле к воротам и  ворота  отпер;  когда  Михайла
вошел на двор и начал посадских и всяких людей  уговаривать,  то  Моховикова
начали бить и забили насмерть, руки и  ноги  переломали.  Но  каким  образом
ворота были заперты, когда толпа  народа  находилась  уже  на  дворе,  когда
нарочно велено было звонить, чтоб народ собирался на двор;  и  за  что  били
Моховикова? На эти обстоятельства следователи не обратили никакого внимания;
упустили из виду и слова пономаря Огурца, что Михайла Битяговский прибегал к
нему на колокольню, но что он заперся.
   После  всего  этого  не  должны  ли  мы  заключить,  что  следствие  было
произведено недобросовестно? Не ясно ли видно, как спешили собрать  побольше
свидетельств о том, что царевич зарезался сам в припадке падучей болезни, не
обращая внимания на противоречия и на укрытие главных  обстоятельств.  Нагие
пострадали за то, что наустили народ убить Битяговских, Волохова и Качалова;
угличане пострадали за то, что поверили Нагим; но ни один из  Нагих  не  был
свидетелем несчастия: кто же первый произнес имена убийц? Царица Марья,  как
выходит  из  показания  Василисы  Волоховой?  Но   царица   сама   не   была
свидетельницею несчастия; следовательно, она или выдумала и то, что царевича
убили, и то, кто именно  убил,  или  услыхала  об  этом  от  кого-нибудь  из
очевидцев. Положим, что выдумала, но  странно,  почему  она  назвала  именно
троих людей: Данилу Битяговского, Никиту Качалова и Осипа  Волохова?  Почему
она не назвала Михайлу Битяговского, главного врага ее братьев и  ее  самой?
Митрополит Геласий, возвратясь в Москву говорил на духовном соборе:  "Царица
Марья, призвав меня к себе, говорила, что убийство  Михайлы  Битяговского  с
сыном и жильцов дело грешное, виноватое, просила меня донести  ее  челобитье
до государя, чтоб государь тем бедным червям, Михайлу Нагому с  братьями,  в
их вине милость показал". Положим, что царица точно говорила  Геласию  таким
образом, но из ее слов еще вовсе нельзя заключить, что  она  признавалась  в
собственной вине; поступок Нагих она называет  грешным  и  виноватым;  он  и
точно был таков, потому что Битяговские и товарищи его были убиты без  суда,
беззаконным образом. Любопытно также, что ни постельница, ни  кормилица,  ни
дети не подтвердили показания мамки, что царица первая назвала имена  убийц.
Летописное сказание благосклонно отзывается о кормилице Ирине Ждановой:  эта
Жданова, подобно мамке и постельнице,  показала,  что  царевич  закололся  в
припадке черной болезни, однако ее, вместе  с  мужем,  вытребовали  после  в
Москву.
   Несмотря  на  всю  неудовлетворительность   показаний,   содержащихся   в
следственном деле, патриарх Иов удовлетворился  ими  и  объявил  на  соборе:
"Перед государем Михайлы и Григория Нагих и углицких посадских людей  измена
явная: царевичу Димитрию смерть учинилась  божиим  судом;  а  Михайла  Нагой
государевых приказных людей, дьяка  Михайлу  Битяговского  с  сыном,  Никиту
Качалова и других дворян, жильцов  и  посадских  людей,  которые  стояли  за
правду, велел побить напрасно, за то, что  Михайла  Битяговский  с  Михайлом
Нагим часто бранился за государя, зачем он, Нагой,  держал  у  себя  ведуна,
Андрюшу Мочалова, и много других ведунов. За  такое  великое  изменное  дело
Михайла Нагой с братьею и мужики угличане, по своим винам, дошли до  всякого
наказанья. Но это дело земское, градское, то ведает бог да государь,  все  в
его царской руке, и казнь, и опала,  и  милость,  о  том  государю  как  бог
известит; а  наша  должность  молить  бога  о  государе,  государыне,  о  их
многолетнем здравии и о тишине междоусобной брани".
   Собор обвинил Нагих; но в народе винили Бориса, а народ памятлив и  любит
с событием, особенно его поразившим, соединять и все другие важные  события.
Легко понять впечатление, какое должна была произвести  смерть  Димитрия:  и
прежде гибли удельные в темницах, но против них было обвинение  в  крамолах,
они наказывались государем; теперь же погиб ребенок  невинный,  погиб  не  в
усобице, не за вину отца, не по приказу  государеву,  погиб  от  подданного.
Скоро, в июне месяце, сделался страшный пожар в Москве, выгорел  весь  Белый
город. Годунов расточил милости и льготы погоревшим: но понеслись слухи, что
он нарочно велел зажечь Москву, дабы милостями привязать к себе ее жителей и
заставить их забыть о Димитрии или,  как  говорили  другие,  дабы  заставить
царя, бывшего у Троицы, возвратиться в  Москву,  а  не  ехать  в  Углич  для
розыска; народ думал, что царь не оставит такого великого дела  без  личного
исследования, народ ждал правды. Слух  был  так  силен,  что  Годунов  почел
нужным опровергнуть его в Литве чрез посланника Исленьева,  который  получил
наказ: "Станут спрашивать про пожары московские, то говорить: мне в то время
не случилось быть в Москве; своровали мужики воры, люди  Нагих,  Афанасья  с
братьею: это на Москве сыскано. Если же кто молвит, что  есть  слухи,  будто
зажигали люди  Годуновых,  то  отвечать:  это  какой-нибудь  вор  бездельник
сказывал; лихому человеку воля затевать. Годуновы бояре именитые,  великие".
Пришел хан Казы-Гирей под Москву, и по Украйне понесся слух, что подвел  его
Борис Годунов, боясь земли за убийство царевича Димитрия;  ходил  этот  слух
между простыми людьми; алексинский сын боярский донес на своего крестьянина;
крестьянина взяли и пытали в Москве; он  оговорил  многое  множество  людей;
послали сыскивать по  городам,  много  людей  перехватали  и  пытали,  кровь
неповинную проливали, много людей с пыток  померло,  иных  казнили  и  языки
резали, иных по темницам поморили, и много мест от того запустело.