церковию, и тут достигал совершенно противного своему желанию,  возбуждая  в
народе мысль, что что-нибудь не так, что царь чего-нибудь боится, ибо  этого
при прежних государях не бывало.
   При заздравной  чаше  должно  было  молиться,  "чтоб  он,  Борис,  единый
подсолнечный христианский царь, и его царица, и их царские  дети  на  многие
лета здоровы были и счастливы, недругам своим  страшны;  чтобы  все  великие
государи приносили достойную почесть его величеству; имя его славилось бы от
моря до моря и от рек до концов  вселенной,  к  его  чести  и  повышению,  а
преславным его царствам к прибавлению, чтобы великие государи  его  царскому
величеству послушны были с рабским послушанием и от посечения меча  его  все
страны  трепетали;  чтобы  его  прекрасноцветущие,   младоумножаемые   ветви
царского изращения  в  наследие  превысочайшего  Российского  царствия  были
навеки и нескончаемые веки, без урыву; а на нас бы,  рабах  его,  от  пучины
премудрого  его  разума  и  обычая  и  милостивого  нрава  неоскудные   реки
милосердия изливались выше прежнего".
   В 1601 году страшное общественное бедствие дало Борису случай излить реки
милосердия выше прежнего и этим милосердием усилить зло, ибо в добрых  делах
Борисовых, как замечали современники, клятва смешивалась  с  благословением,
добрые дела служили только средством к достижению корыстных целей, как учил,
впрочем, всех русских людей  Домострой  Сильвестров.  Все  лето  были  дожди
великие по всей земле и не давали  хлебу  созревать,  стоял  он,  налившись,
зеленый, как трава. На праздник Успения богородицы был мороз великий и побил
весь хлеб, рожь и овес. В этом году  люди  еще  кормились  с  нуждою  старым
хлебом и что собрали нового. Новым же хлебом посеяли; но  он  весь  погиб  в
земле, и тогда-то сделался голод, купить стало негде, отцы  покидали  детей,
мужья - жен, мерли люди, как никогда от морового поветрия не  мерли.  Видали
людей, которые, валяясь по улицам, щипали траву, подобно  скоту,  зимою  ели
сено; у мертвых находили во рту вместе с навозом человеческий  кал;  отцы  и
матери ели детей, дети - родителей,  хозяева  -  гостей,  мясо  человеческое
продавалось  на  рынках  за  говяжье  в  пирогах,  путешественники   боялись
останавливаться в гостиницах. Если мы примем, что каждый из описанных ужасов
случился  только  раз  где-нибудь,  то  и  этого  уже  будет  довольно.  Зло
увеличивалось тем, что Борис  велел  раздавать  в  Москве  ежедневно  деньги
бедным; услыхав  об  этом,  окрестные  жители  устремились  в  Москву,  хотя
некоторые из них имели средства кормиться на месте; когда же они приходили в
Москву с пустыми руками, то не имели средства содержать себя  одною  царскою
милостынею и умирали с голоду: одни -  в  Москве  же  на  улицах,  другие  -
дорогою на возвратном  пути.  Зло  увеличивалось  также  недобросовестностию
людей, которым поручена была раздача и которые прежде раздавали деньги своим
родным и знакомым, являвшимся в виде нищих. Наконец  Борис,  узнав,  что  со
всего  государства  народ  двинулся  в  Москву  на  явную  смерть,  приказал
прекратить раздачу денег, и тогда, разумеется, число жертв еще  увеличилось.
В одной Москве, говорят, погибло около 500000 человек: царь  хоронил  их  на
свой счет. К голоду присоединилось моровое  поветрие,  холера.  Наконец  для
прекращения голода употребили  действительные  меры:  послали  в  отдаленные
области, отыскали там запасы хлеба от прежних годов, привезли в Москву  и  в
другие города и продавали за половинную  цену;  бедным,  вдовам,  сиротам  и
особенно немцам отпущено было большое количество хлеба  даром;  в  некоторых
областях, например в Курской,  был  большой  урожай,  вследствие  чего  туда
стеклось много народу и Курск наполнился жителями. Чтобы дать работу  людям,
стекшимся в Москву, построены были большие каменные  палаты  в  Кремле,  где
были прежде хоромы Грозного; наконец урожай 1604  года  прекратил  бедствие.
Какие явления были следствием голода в областях,  можно  видеть  из  отписки
царю ивангородского воеводы князя Буйносова-Ростовского  по  случаю  встречи
датского принца Иоанна: ямские  охотники  от  хлебной  дороговизны  охудали,
лошади у них попадали; московской дороги всех ямов охотники от  дороговизны,
падежа и большой гоньбы хотели  бежать,  но  Михайла  Глебович  Салтыков  их
уговорил перетерпеть; новгородские ямские охотники также  хотели  бежать,  и
воеводы, видя их великую нужду, дали им  по  рублю  на  человека,  чтобы  не
разбежались.
   За голодом и  мором  следовали  разбои:  люди,  спасавшиеся  от  голодной
смерти, составляли шайки, чтобы вооруженною рукою кормиться на счет  других.
Преимущественно эти шайки составлялись из холопей, которыми  наполнены  были
домы знатных и  богатых  людей,  особенно  после  известного  нам  закона  о
холопях,  изданного  в  царствование  Феодора.  Во   время   голода,   найдя
обременительным для себя кормить толпу холопей, господа выгоняли их от себя,
некоторые  с  отпускными,  а  другие  так,  в  надежде,  что   когда   голод
прекратится, то можно будет взять их опять к себе, а тех, которые  дадут  им
пристанище и пропитание, обвинить в укрывательстве  беглых  и  взять  с  них
деньги. Вследствие этого никто  не  хотел  принять  несчастного  холопа  без
отпускной. В августе 1603 года только Борис издал указ, по которому  господа
непременно  обязывались,  отсылая  холопей  для  прокормления,  выдавать  им
отпускные; тем же холопям, которые не получат  отпускных  от  господ,  будет
выдавать их Холопий приказ. Но зло было трудно поправить, тем  более  что  с
увеличением бедствия холопи и с  отпускными  едва  ли  могли  найти  себе  у
кого-нибудь пристанище. Число этих холопей,  лишенных  приюта  и  средств  к
прокормлению, увеличивалось еще холопями опальных бояр, Романовых и  других,
пострадавших вместе с ними; так как эти холопи не доводили на господ  своих,
то Борис заподозрил их и запретил всем принимать их к  себе.  Эти  люди,  из
которых многие были привычны к военному делу, шли к  границам,  в  Северскую
Украйну, которая уже и без  того  была  наполнена  людьми,  ждавшими  только
случая начать неприязненные действия против общества: еще царь Иоанн,  желая
умножить  народонаселение  этой  страны  людьми  воинственными,   способными
защищать ее от татар и поляков, позволял преступникам, осужденным на смерть,
спасать жизнь свою бегством в украинские города. Таким  образом,  давно  уже
народонаселение Северской Украйны,  как  обыкновенно  бывает  в  пограничных
областях, отличалось характером вовсе неблагонадежным; мы видели, как  дурно
отзывались о севрюках во времена Грозного. В этой-то прежепогибшей  Украйне,
по выражению современников, теперь после голода образовались  многочисленные
разбойничьи шайки, и не только не было от них проезда по пустым местам, но и
под самою Москвою, атаманом их  был  Хлопко  Косолап.  Царь  долго  думал  с
боярами, как помочь беде,  и  наконец  решился  послать  против  разбойников
воеводу с большою ратью. Воеводою отправлен был  окольничий  Иван  Басманов,
который сошелся с Хлопкою под Москвою.  Разбойники  бились,  не  щадя  голов
своих, и убили Басманова, несмотря на то, царское войско одолело их; Хлопка,
чуть живого, взяли в плен; товарищей  его,  бежавших  в  Украйну,  ловили  и
вешали, но там было много им подобных,  черная  роль  прежепогибшей  Украйны
только что начиналась: начинали ходить слухи о самозванце. Слухи,  мнения  о
самозванце ходили и ходят разные. Первое мнение состоит в том, что  человек,
объявивший себя  царевичем  Димитрием,  был  истинный  царевич,  сын  Иоанна