землевладельцу, у которого мог получить больше льготы, а к  другому  мелкому
же. "Великий государь царь, - говорит указ, - и  сын  его  великий  государь
царевич пожаловали, во всем своем государстве от налога и от  продаж  велели
крестьянам давать выход". Но отказывать  и  возить  крестьян  могли  только:
дворяне,  которые  служат  из  выбору,  жильцы,  дети  боярские   городовые,
городовые приказчики, иноземцы  всякие,  Большого  дворца  люди  всех  чинов
(ключники, стряпчие, ситники, подключники), Конюшенного приказа  приказчики,
конюхи  стремянные  и  стряпчие,  ловчего  пути  охотники  и  конные  псари,
сокольничья пути кречетники, сокольники, ястребники,  трубники  и  сурначеи,
царицыны дети боярские, всех приказов подьячие, сотники  стрелецкие,  головы
козачьи,  Посольского  приказа   переводчики   и   толмачи,   патриаршие   и
архиерейские приказные люди и дети боярские.  Срок  крестьянского  отказа  и
возки прежний - Юрьев день  осенний  да  после  него  две  недели;  пожилого
крестьяне платят по  Судебнику  рубль  и  два  алтына.  Крестьяне  не  могли
переходить: в дворцовые села и черные волости, за патриарха,  архиереев,  за
монастыри, за бояр, окольничих, дворян больших, за приказных людей и дьяков,
за стольников,  стряпчих,  голов  стрелецких;  а  в  Московском  уезде  и  в
Московский уезд из  других  областей  запрещено  было  отказывать  и  возить
крестьян всем людям без исключения. Кроме того, было постановлено, чтоб один
человек от другого мог вывезти не больше двух крестьян. В  1602  году  новое
постановление было подтверждено; велено было в городах и по сельским Торжкам
биричу кликать несколько раз: кто из крестьян хочет за кого идти в крестьяне
же может, как и в прошлом году, выходить на Юрьев день осенний, чтобы  таких
крестьян помещики и вотчинники выпускали из-за себя со всем их имением,  без
всякой зацепки и в крестьянской возке между людьми боев и грабежей  не  было
бы, силою дети боярские крестьян за собою не держали бы и продаж им  никаких
не делали; а кто станет крестьян грабить, из-за себя не выпускать, тем  быть
в большой опале. Очень вероятно, что голод, свирепствовавший  в  это  время,
был причиною налогов и продаж, которые  заставили  прибегнуть  к  означенной
мере.
   От описываемого времени, именно от 1599 года,  дошли  до  нас  любопытные
известия, показывающие нам точку зрения, с какой  в  Московском  государстве
смотрели на отношение прикрепленных крестьян к землевладельцам вскоре  после
прикрепления. Крестьянин с сыном и пасынком, прикрепленный к земле Вяжицкого
монастыря, бежал и скрылся в имении одного сына боярского. Игумен  Вяжицкого
монастыря его отыскивал и чрез несколько лет отыскал; тогда вдова того  сына
боярского, у которого он укрывался, не желая тягаться с  монастырем,  выдала
беглого игумену. Как же последний поступил с ним? Он его порядил  к  себе  в
крестьяне на пашню; крестьянин обязался поставить избу с  разными  службами,
распахать пашни и проч., а игумен дал ему разные льготы и подмогу. Потом тот
же Вяжицкий монастырь счел для себя выгодным переселить несколько крестьян с
одной своей земли на другую; как же он распорядился?  Он  заключил  с  этими
крестьянами порядную запись: крестьяне  порядились  жить  за  монастырем  на
новой земле, обязались по старому  обычаю  произвести  известные  работы,  а
монастырь обязался дать  им  известные  льготы;  в  случае  же  неисполнения
условий со стороны крестьян  они  обязались  заплатить  монастырю  известную
сумму денег. Уже в описываемое время правительство должно  было  вооружиться
против  людей,  которые,  отбывая  от  платежа  податей,  закладывались,  по
тогдашнему выражению, за других: в 1599 году Борис велел выслать на житье  в
город Корелу тех  корелян,  которые  жили  в  Спасском  Кижском  погосте  за
митрополитом, монастырями, за  детьми  боярскими  и  за  всякими  людьми  (в
захребетниках и подсуседниках).
   Царские послы прославляли Годунова пред иностранцами за облегчение народа
от податей; действительно, в распоряжениях его встречаем  известие  о  таком
облегчении: например, в грамоте  в  Серпухов  1601  года  говорится,  что  в
Серпухове и Коломне отменены целовальники и дьячки  для  денежных  сборов  и
жители освобождались от платежа  или  подмоги,  которая  собиралась  с  сох;
остались губные целовальники, дьячки, сторожа, палачи и биричи,  и  денежные
доходы с сох велено собирать  губным  целовальникам;  брать  в  целовальники
крестьян с сох и подмогу им давать с сох же; а с посадов и с  дворцовых  сел
губным целовальникам, дьячкам, сторожам, палачам и биричам не  быть,  потому
что во всех городах на посадах  и  по  слободам  всякие  таможенные  пошлины
указал царь собирать посадским людям. В той же грамоте  говорится,  чтобы  в
Серпухове и Коломне вперед тюрьм сохами не строить, строить их на деньги  из
царской казны. При Годунове был дан в Разбойный  приказ  боярский  приговор:
которые разбойники говорили на себя в расспросе и с пыток и сказали: были на
одном разбое, а на том разбое убийство или пожог дворовый или хлебный был, и
тех казнить смертью. А которые разбойники были на трех разбоях, а убийства и
пожогу хотя и не было, и тех казнить смертию же; а которые  разбойники  были
на одном разбое, а  убийства  и  пожогу  на  тех  разбоях  не  было,  и  тем
разбойникам сидеть в тюрьме до указу. Которые разбойники или  тати  сидят  в
тюрьме года два или три и  на  которых  людей  с  пыток  в  первом  году  не
говорили, а в другом и третьем году станут говорить, то их речам не верить.
   Мы видели, как Борис был верен мысли Грозного о необходимости  приобресть
прибалтийские берега Ливонии для  беспрепятственного  сообщения  с  Западною
Европою, для беспрепятственного принятия от  нее  плодов  гражданственности,
для  принятия  науки,  этого   могущества,   которого   именно   недоставало
Московскому государству,  по-видимому,  так  могущественному.  Неудивительно
потому встречать известие, что Борис  хотел  повторить  попытку  Грозного  -
вызвать из-за границы ученых людей и основать школы, где бы иностранцы учили
русских людей  разным  языкам.  Но  духовенство  воспротивилось  этому;  оно
говорило, что обширная страна их едина по религии,  нравам  и  языку;  будет
много языков, встанет смута в земле. Тогда Борис придумал  другое  средство:
уже давно был  обычай  посылать  русских  молодых  людей  в  Константинополь
учиться там по-гречески; теперь царь хотел сделать то же относительно других
стран и языков; выбрали несколько молодых людей и отправили одних  в  Любек,
других в Англию, некоторых во Францию и Австрию учиться.  Ганзейские  послы,
бывшие в Москве в 1603 году, взяли с собой в Любек пять  мальчиков,  которых
они обязались выучить по-латыни, по-немецки и другим языкам,  причем  беречь
накрепко, чтоб они не оставили своей веры  и  своих  обычаев.  С  английским
купцом Джоном Мериком отправлены были в Лондон четверо  молодых  людей  "для
науки разных языков и  грамотам".  Но  пока  эти  молодые  люди  учились  за
границею иностранным языкам и грамотам,  государство  нуждалось  в  знаниях,
искусствах необходимых, и вот Борис отправил известного уже  нам  Бекмана  в
Любек для приглашения в царскую службу  врачей,  рудознатцев,  суконников  и
других мастеров. В наказной памяти Бекману  говорилось:  "Приехав  в  Псков,
сказать воеводе, чтоб отпустил его тотчас не шумно, чтоб о том  иноземцы  не
узнали. Из Пскова ехать в Любек Лифляндскою землею на Юрьев или на Кесь, или
другие какие города, куда ехать лучше и  бесстрашнее".  Из  этих  слов  ясно
видно, что заставляло московских государей добиваться хотя одной  гавани  на