Бояре отвечали ему от имени  царского:  "У  нас  у  всех  великих  государей
ведется: с которыми великими государями ссылка о любви и о дружбе, то  между
ними таких непригожих речей в наших государских ссылках не бывает, и тебе  в
том пригоже остерегаться, и вперед бы ты к  нам  таких  невежливых  слов  не
писал.  Когда  злого  врага,  еретика  и  богоотступника  расстригу   Гришку
Отрепьева Московским государством убили, то воры  козаки  и  беглые  холопы,
расстригины советники, боясь за  свое  воровство  опалы  и  смертной  казни,
сбежали из Москвы в украинские и в польские  города  и  стали  воровать;  но
теперь этих воров побили и в наших великих государствах смуты  нет  никакой;
бывает во всех великих государствах, что воры, разбойники и душегубцы бегают
и воруют, избывая смертной казни. Ты писал, что хочешь нам на наших недругов
помогать:  наше  царское  величество  в  том  тебя  похваляем,  что  ты  нам
доброхотаешь и нашей  любви  к  себе  ищешь,  и  против  того  любовью  тебе
воздавать будем же. Но и прежде мы к тебе писали, и  теперь  объявляем,  что
недруга у нас никакого нет, а хотя который пограничный государь  и  помыслит
какую недружбу начать, то это нам нестрашно, помощи  мы  просим  от  единого
всемогущего  бога,  да  и  самому  тебе  известно,  что  у  нашего  царского
величества многие несчетные русские и татарские рати".
   Скоро,  однако,  Шуйский  должен  был  переменить  этот  тон,  когда  его
несчетные рати были побиты и самозванец выстроил себе столицу  под  Москвою;
отвергнув сперва два раза предложенную ему Карлом  помощь,  теперь  он  счел
необходимым отправить племянника своего князя Скопина-Шуйского  в  Новгород,
чтоб оттуда завести сношения  с  шведским  королем  о  помощи.  В  Новгороде
приняли Скопина с честию: издавна  новгородцы  отличались  привязанностию  к
Шуйским, во времена Грозного они стояли за них всем  городом.  Но  в  Пскове
дела шли иначе. Несмотря на погром, бывший над  Псковом  при  великом  князе
Василии, этот город сохранял еще остатки прежнего быта. Как остаток старины,
сохранялась в Пскове вражда двух сторон, так  называемых  лучших  и  меньших
людей; но после окончательного присоединения к Москве эта вражда должна была
еще усилиться по той причине, что псковские лучшие люди были выведены  и  на
их  место  были  присланы  другие  из  московских  областей;  разумеется,  в
спокойное время эта вражда не  могла  резко  высказываться,  но  теперь,  со
Смутою, настало для  этого  удобное  время.  "Гости,  славные  мужи,  велики
мнящиеся пред богом и людьми, богатством кипящие", по  выражению  летописца,
нашли случай изгубить  предводителей  противной  стороны,  "которые  люди  в
правде против них говорили о градском житии и строении, и за бедных  сирот".
Шуйский прислал в Псков просить у его жителей денежного вспоможення. Гости и
вообще богатые люди собрали 900 рублей  со  всего  Пскова,  с  больших  и  с
меньших, и со вдовиц по раскладу, и послали с этими деньгами в Москву не  по
выбору главных людей противной стороны -  Самсона  Тихвинца,  Федора  Умойся
Грязью,  Ерему  сыромятника,  Овсейка  Ржову,  Илюшку  мясника  и   написали
Шуйскому: "Мы  тебе  гости  псковские  радеем,  а  эти  пять  человек  тебе,
государю, добра не хотят и  мелкие  люди  казны  тебе  не  дали".  Тогда  же
знаменитый гость Григорий Щукин хвалился: "Которые-де поехали  с  казною,  и
тем живоначальной Троицы верха не видать и в  Пскове  не  бывать".  В  самом
деле, уже в Новгороде, вследствие  упомянутой  грамоты  лучших  псковичей  к
царю, посадили в тюрьму четверых  из  псковичей,  посланных  с  деньгами,  и
держали их до самого того времени, как  узнали,  что  дорога  очистилась  от
воровских людей и их можно стало отправить в Москву. Оставили на воле одного
только Ерему сыромятника, потому что его имя в грамоте  пропустили:  похотел
ему добра псковской воевода Петр Шереметев за то, что Ерема  на  него  много
всякого рукоделья делал даром.
   Когда посланные приехали в Москву, то  их  по  оговорной  грамоте  вывели
казнить смертию. К  счастию  их,  в  это  время  находился  в  Москве  отряд
псковских стрельцов, взятый царем на помощь против Лжедимитрия: стрельцы эти
бросились к Шуйскому, били челом за своих земляков и выручили их в том, "что
тебе, царю, они не изменники, а наши головы в их головы".  Между  тем  Ерема
возвратился из Новгорода в Псков и сказал своим, что остальных четверых  его
товарищей прямо из тюрьмы отослали в Москву с казною и на них писана измена.
Тогда народ встал всем Псковом на гостей на семь человек и бил на них  челом
воеводе. Шереметев посадил гостей в тюрьму и  воспользовался  этим  случаем,
чтобы потребовать с них большие деньги, а между тем послал сказать в Москву,
чтобы присланным туда четверым псковичам не делали  никакого  зла  и  тотчас
отпустили бы их домой, ибо за них поднялось в  Пскове  страшное  смятение  и
гостям грозит гибель. Шуйский испугался и отпустил  псковичей.  С  этих  пор
встала страшная ненависть между  лучшими  и  меньшими  людьми:  "Большие  на
меньших, меньшие на больших, и так было к  погибели  всем".  Понятно,  какие
следствия должно было иметь такое раздвоение в городе, когда,  по  выражению
летописца, "разделилось царство Русское надвое, и было два царя и двои  люди
несогласием". Когда Шуйский разослал по городам, в том числе  в  Новгород  и
Псков, пленников, взятых у самозванца, то новгородцы топили этих  несчастных
в Волхове, а псковичи кормили их, поили, одевали и плакали, на них смотря, -
это был дурной знак для Шуйского!
   В  мае  1607  года  пришли  из  тушинских  табор  стрельцы  псковские   и
пригородные, также дети боярские, которые были  взяты  в  плен  самозванцем,
целовали ему крест и с ласкою отпущены домой. Стрельцы, разойдясь  по  своим
пригородам, а дети боярские - по поместьям, смутили все пригороды и волости,
привели их к крестному целованью таборскому царю Димитрию. Псковской воевода
Шереметев собрал ратных людей и послал воеводою с ними  сына  своего  Бориса
против возмутителей, но Борис едва успел убежать от них в Псков поздорову. В
это время пришли в  Псков  новгородцы  и  стали  говорить  псковичам,  чтобы
соединиться и стоять вместе на воров, "а к нам  немцы  (шведы)  будут  из-за
моря тотчас в помощь Новугороду и Пскову". Но это обещание, что немцы придут
на  помощь,  могло  только  заставить  псковичей   передаться   на   сторону
Лжедимитрия. Мы видели, что в продолжение нескольких веков  Псков  постоянно
боролся с немцами, беспрестанно грозившими  его  самостоятельности  и  вере;
едва младенец в Пскове начинал понимать, как уже существом самым  враждебным
представлялся ему немец. К этой исторической  вражде  присоединялось  теперь
новое опасение; меньшие люди видели, что немцы, союзники Шуйского, вместе  с
новгородцами придут для того, чтобы усилить воеводу и сторону лучших  людей,
которые воспользуются своею силой для низложения стороны противной. Псковичи
объявили новгородцам, что именно для немцев они соединяться с Новгородом  не
хотят.
   В это время, когда вследствие появления двух царей Псков разделился,  что
же  делало  начальство  псковское,  воевода  Шереметев  и  дьяк,  знаменитый
впоследствии Иван Грамотин? Они воспользовались Смутою,  ослаблением  власти
царской для собственных выгод: взяли себе в поместья и  в  кормление  лучшие
дворцовые села. Когда тушинский воевода  Федор  Плещеев  пришел  с  войском,
набранным в пригородах, и  стал  приводить  к  крестному  целованию  волости
псковские, то  крестьяне  из  волости  явились  в  Псков  к  воеводе,  прося