боролись старые генералы и старые солдаты австрийские. В сражении
под   Арколем   случилось,   что   Наполеон,   заметив   минутное
замешательство своих гренадеров под страшным огнем неприятельских
батарей,  расположенных на  высотах,  соскочил с  лошади, схватил
знамя,  кинулся на  аркольский мост,  где лежали груды  убитых, и
вскричал:  "Воины, разве вы  уже не  те храбрые, что  дрались при
Лоди?  Вперед, за  мной!" Так  же поступил  и Ожеро.  Эти примеры
мужества повлияли на исход сражения. Альвинци потерял в этом деле
тридцать  орудий,  пять тысяч  пленными  и  шесть тысяч  убитыми;
Давыдович ушел обратно в Тироль, а Вурмзер укрылся в Мантую.

Счастливый  победитель  выразил  свое  удовольствие  и  сердечную
радость  в  письме  к  Жозефине, писанном  из  Вероны:  "Наконец,
обожаемая Жозефина,  я возрождаюсь. Перед глазами  у меня нет уже
смерти, а  слава и честь все еще  живут в моем сердце. Неприятель
разбит под  Арколем. Завтра  мы поправим глупость  Вобуа, который
оставил  Риволи; через  неделю Мантуя  будет в  наших руках,  и я
найду средство  броситься в твои объятья  и тысячекратно доказать
тебе всю  мою нежность.  Лишь только будет  малейшая возможность,
приеду  в Милан.  Я немного  устал. Получил  письмо от  Евгения и
Гортензии: премилые  дети. Дом мой весь  в разброде, а как только
соберу, то и пошлю к тебе.

Мы взяли у неприятеля пять тысяч пленных, а убили по крайней мере
человек тысяч  шесть. Прощай,  обожаемая Жозефина; думай  обо мне
чаще. Если б ты перестала любить твоего Ахиллеса, или если б твое
сердце  несколько к  нему  охладело, то  ты бы  сделалась слишком
несправедливой;  но я  уверен,  что ты  навсегда останешься  моей
нежной подругой,  как я искренно любящим  тебя другом. Одна разве
смерть разорвет наши узы, связанные симпатией, любовью и взаимным
чувством. Уведомь,  что твоя беременность?  Тысяча тебе нежнейших
поцелуев".

В тот  же самый день, то  есть 29 брюмера (19  ноября), на другой
день Аркольской битвы, победитель так писал Директории:

"Мы  сочли  нужным  очистить селение  Арколь  и  ожидали, что  на
утренней заре будем атакованы всей неприятельской армией, которая
успела уже  двинуть свой багаж и  артиллерийские парки и податься
назад, чтобы встретить нас.

На самом рассвете началось  дело, одинаково живо на всех пунктах.
Массена, стоявший  на левом фланге, разбил  неприятеля и гнал его
до  ворот Кальдеро.  Генерал  Роберт, бывший  с шестьдесят  пятой
полубригадой в центре, опрокинул неприятеля в штыки и покрыл поле
битвы  его  трупами.  Я  приказал генерал-адъютанту  Виалю  взять
полубригаду и  обойти весь  левый фланг австрийцев;  но местность
представляла непреодолимые затруднения; тщетно мужественный Виаль
кидается  по шею  в воду,  он не  в силах  произвести достаточной
диверсии. Ночью, с 26  на 27, я приказал навести мосты на каналах
и  болотах: генерал  Ожеро со  своей дивизией  перешел по  ним. В
десять часов утра мы  сошлись с неприятелем: генерал Роберт был в
центре, Массена  на левом,  а Ожеро на  правом фланге. Неприятель
сильно устремился на наш  центр, который принудил податься. Тогда
я взял  с левого  крыла тридцать вторую  полубригаду, приказал ей
засесть  в лесу,  и в  ту самую  минуту, когда  неприятель сильно
теснил наш центр и  готовился обогнуть наше правое крыло, генерал
Гарданн  вышел  из  этой засады,  ударил  неприятеля  во фланг  и
жестоко поразил его. Левое крыло неприятелей упиралось в болота и
по многочисленности составлявших его войск грозило нашему правому
флангу;  я дал  приказание офицеру конных  колонновожатых Геркюлю
(Hercule)  выбрать из  своей роты  двадцать пять  надежных нижних
чинов,  идти вдоль  Адижа в  расстоянии полумили от  его берегов,
обойти болота, к которым  примыкал неприятельский левый фланг, и,
приказав  трубачам трубить,  ударить  во весь  карьер ему  в тыл.
Маневр этот  удался превосходно:  неприятельская пехота замялась;
генерал   Ожеро  сумел   воспользоваться  этой   минутой.  Однако
австрийцы, хотя отступали, но  все еще держались, тогда небольшая
колонна  от восьми-  до  девятисот человек  при четырех  орудиях,
посланная мной  через Порто-Леньяно, чтобы занять  позицию в тылу
неприятеля,  совершенно  его расстроила.  Генерал Массена,  вновь
занявший  центр,  пошел  прямо к  селению  Арколь,  овладел им  и
преследовал  неприятеля до  деревни Сан-Бонифацио;  ночь помешала
нам продолжать преследование...

Господа генералы  и офицеры главного  штаба показали беспримерное
мужество  и деятельность;  из  них убито  человек двенадцать  или
пятнадцать;  то была  настоящая  битва насмерть:  не осталось  ни
одного  из  них,  у  которого  бы  мундир  не  был  прострелен  в
нескольких местах".

Как  бы то  ни было,  Альвинци решился сделать  попытку поправить
свое положение; он вместе с Проверен возвратился через тирольские
ущелья,  но счастье  опять не поблагоприятствовало  ему. Сражение
при  Риволи,   битвы  Сент-Жоржская  и   Фаворитская,  в  которых
постоянно  торжествовали  французы, заставили  Проверу сдаться  в
плен со  всем своим  войском почти на глазах  Вурмзера, который и
сам вскоре после того сдал Мантую.

В бюллетенях, писанных Наполеоном  28 и 29 нивоза V года (17 и 18
января 1797)  из своей  главной квартиры в  Ровербелло, находятся
следующие подробности:

"Двадцать  четвертого числа  неприятель  неожиданно навел  мост в
Ангиари   и  переправил   по  нему   свой  авангард  в   миле  от
Порто-Леньяно; в  то же  время генерал Жуберт  известил меня, что
довольно  значительная неприятельская  колонна  пробирается через
Монтанью и  грозит обойти его авангард  в Короне. Разные признаки
дали мне возможность угадать  подлинные намерения неприятеля, и я
уже не сомневался, что  он рассчитывает атаковать своими главными