Однако чую,  нет ему веры.  Стоит да посмеивается,  будто по нраву ему
мои убытки.  Четыре седмицы прошло,  а о деле моем ни слуху,  ни духу.
Пропали денежки.
     - Вестимо,  пропали.  Гиль в городе.  А вся  поруха  от  воеводы.
Мирволит черни.
     - А пошто? Ему-то какой прибыток?
     - Вот тут-то и диво... Царю надо бы отписать.
     - Уж отписали.  Да токмо дело то долгое.  Тут,  брат,  -  человек
понизил голос,  но Болотников все же расслышал,  - тут иное замышляют,
что поскорей да понадежней...
     А дальше все оборвалось: помешал неожиданно появившийся Васюта.
     - Вот ты где! - весело крикнул он и повалился на Болотникова.
     Иван сердито  зашикал,  но  Васюта,  не  замечая предостерегающих
знаков, продолжал хохотать и волтузить Болотникова.
     Иван озлился,  скинул  с  себя  Шестака  и  кинулся  в кусты.  Но
незнакомцев и след простыл.  Не мешкая,  пошел к Федьке.  Но его ни  в
приказе, ни в тереме не было.
     - У пушкарей воевода, - подсказал один из стрельцов.
     Пришлось идти через весь город; попадалось много бражников, шли в
одиночку и толпами, горланили песни и славили воеводу.
     Болотников усмехнулся.   На  "воеводскую  казну"  гуляют.  Сейчас
боярятся,  а как пропьются да без денег останутся - и прощай  Федькина
слава.
     Город гудел, бражничал, выплескивая за дубовый тын удалые песни.
     "Все это  добром не кончится.  Горькое похмелье ждет крепость,  а
Федька того не ведает. Одними подачками воеводство не удержишь. Вокруг
купчишки,  боярские холуи да приказные. Каково их притянуть? Аркана не
хватит.  За свое добро горло перегрызут. Но как быть?.. Может, казнить
всех  к дьяволу!  Утопить в крови...  Тут казнить,  а потом и в других
городах.  Оставить один честной народ.  Долой  приказных  и  купчишек!
Долой... Но без торговли Руси не быть. Кому-то надо и в лавках стоять.
Но не мужику же, где ему товаров набраться? Выходит, опять понадобятся
купцы...  А  земскими  делами  кому  ворочать?  Кому  в приказах пером
строчить?  Опять же без приказных не обойтись.  Однако же без обману и
мздоимства  ни  купцы,  ни приказные жить не могут...  Но как же тогда
Русью править,  как?" - мучительно раздумывал Болотников,  но так и не
находил ответа.
     Стрелецкий сотник Лукьян Потылицын с первых  же  дней  охладел  к
воеводе.  Охладел,  а потом и возненавидел.  Уж больно ретив да прыток
оказался Тимофей Егорыч,  уж больно не по-воеводски себя вел.  Что  ни
день,  то новая причуда, да такая, что и слыхом не слыхано. Взять хотя
бы  государеву  казну.  Когда  это  было,  чтоб  стрельцы,  пушкари  и
городовые  казаки  жалованье  за год вперед получали?  Никогда того не
было,  ни при одном царе,  ни при одном воеводе.  А тут на тебе -  всю
казну  в  один день по ветру пустил.  Да разве так можно?  Сколь среди
служилых беглых? Сиганет в степь - и поминай как звали. Плакали царевы
денежки и хлеб.  А хлеб ноне в великой цене, на Руси голод. Воеводе же
- трын-трава.  Опустошил житницу  -  и  радешенек.  Пусть-де  служилые
потешатся.  А  чем потом платить?  Царь-де так повелел.  Но почему без
государевой грамоты?  Ужель царь казны не  бережет?  Сомнительно.  При
старом   воеводе   не  только  вперед  жалованье  не  выдавали,  но  и
придерживали по году. Так-то разумней, иначе стрельцы да пушкари и про
службу забудут. А ноне что? Все с деньгами, все с хлебом, все в гульбу
ударились,  из кабака не вытащишь. До службы ли теперь. И сотник им не
указ.  Ни  кнута,  ни  батогов не боятся.  Воевода-де отменил.  Вот уж
отчудил,  так отчудил!  Служилого оставить без порки.  Да на батоге  и
мордобитии вся служба держится.  Съездишь эдак пару раз по харе,  зубы
высадишь - и наука.  Вдругорядь не ослушается.  Теперь же ходи  вокруг
него и гавкай,  глотку дери. А он и в ус не дует. Брань - не батог, не
кусается. Какая ж то наука? Тьфу!
     Служилые за воеводу горой.  Только о нем и разговоров,  разбойные
души!  И  впрямь  разбойные.  Взяли  да  с  воеводой  в   Дикое   Поле
снарядились.  Поехали  татар  задорить.  А  задорить  ноне  не  время.
Государь повелел сидеть тихо,  чтоб  крымчаки  с  улусов  не  снялись.
Воевода  же  и  тут  своеволит,  царев указ рушит...  Нет,  тут что-то
неладно. Так бояре не поступают.
     Дня через три тайный лазутчик сотника донес:
     - В кабаке был, Лукьян Фомич. Диковинные речи довелось услышать.
     - Чьи речи?
     - Воеводских стрельцов,  батюшка,  тех,  что с Веденеевым в город
пришли.  Шибко запились они в кабаке,  едва целовальника не побили.  А
тот возбранился: "Вы государевы люди, за порядком должны досматривать,
а  не  бражничать.  Вина вам боле не будет".  Молвил так - и яндову со
стола.  Но тут один из стрельцов саблю выхватил да как закричит:  "Это
нам-то   не  будет!  Казакам  донским  не  будет!"  Целовальник  глаза
вытаращил.  "Энто каким казакам,  милочки?" Стрелец тотчас примолк,  а
сотоварищи   его  к  себе  потянули,  да  еще  по  загривку  треснули.
Целовальник за стойку убрел,  а меня оторопь  ваяла.  Что,  мыслю,  за
"донские  казаки?"  Сижу  дале за столом,  покачиваюсь.  Мычу да слезу
роняю,  как последний питух, а сам уши навострил. Авось еще что-нибудь
услышать  доведется.  И  довелось,  Лукьян  Фомич.  Стрельцы  и  вовсе
назюзюкались,  пьяней вина. Один белугой ревел: "В степи хочу, надоело
тут. Пущай нас Федька Берсень на вольный Дон сведет". Не диковинно ли,
батюшка?
     После такого донесения сотник и вовсе изумился:
     "Вот те и стрельцы! Донских воров привел с собой воевода".
     Но все это надлежало проверить. Стрельцы в кабаке могли наболтать
и напраслину.  В тот же день Лукьян Потылицын разослал своих истцов но
всему городу. Наказал:
     - Ходите по площадям,  кабакам и торговым рядам. Суйтесь повсюду,
где   толпятся   воеводские   стрельцы.  Спаивайте  вином.  Доподлинно
выведайте,  что  за  служилые  прибыли  в  крепость.  Но  чтоб   таем,
усторожливо.
     Вскоре сотнику стало известно, что в город пришли донские казаки.
Но  большего  узнать  не  удалось.  Осталось  неясным,  кто был Федька
Берсень, и зачем привел в крепость донских казаков воевода.
     Вечером Потылицын  собрал на тайный совет своих доверенных людей.
На совете порешили: схватить ночью одного из "стрельцов" и учинить ему
пытку с огнем и дыбой. В пыточной были свои люди.
     - Да похилей хватайте,  чтоб после первого кнута все  выложил,  -