К Куракину  метнулся  Васька  Шестак;  выхватил бумажный столбец,
скомкал и бросил в круг.  Грамоту подхватил Устим Секира и,  не  долго
думая,  подбежал  к  боярскому  возку  и  сунул  царев наказ под рыжий
кобылий хвост.
     Круг так  и  взревел  от  неудержимого хохота,  а Куракин охнул и
что-то беззвучно зашлепал губами.  Слепая,  клокочущая ярость исказила
его лицо. Попытался что-то выкрикнуть, но спазмы перехватили горло.
     Васильев, поняв,  что казаки теперь  и  вовсе  не  будут  слушать
боярина, высоко взметнул над головой булаву.
     - Кончай круг, донцы!

     Васюта, Юрко  и   Секира   направились   к   кабаку.   Болотников
предупредил:
     - Шибко не напивайтесь. Позаутру в станицу тронем.
     - На ногах будем, батько, - весело заверил Секира.
     Берсень повел Болотникова в свой саманный курень.  Был возбужден,
всю дорогу сердито выплескивал:
     - Годунова проделки. Хочет казаку петлю накинуть.
     Не угомонился  Федька  и  у себя за столом.  Опрокидывал чарку за
чаркой и все так же сердито гутарил:
     - Годунов  нас,  как  волков,  обложил.  Ни проходу,  ни проезду.
Сунулись как-то в верховые городки за  товаром  -  не  пропустили.  На
годуновские заставы наткнулись. От ворот поворот. Это нас-то, казаков?
Нас, кои от поганых и янычар Русь заслоняют? Нет, ты чуешь, Иван?
     - Чую,  Федор.  Годунов лишь верховых служилых жалует,  тех,  что
волю на хомут сменяли.
     - Воистину на хомут.  Слышал:  в Ельце, Воронеже и Курске казаков
вынудили на государя ниву пахать. Казаков!
     - И  в Осколе десятинная пашня.  Весной десяток казаков в станицу
прискакали.  Сбежали из Оскола.  Не захотели сохой степь ковырять. Так
их  было  в  острог,  едва  на дыбе не растянули.  Добро,  из крепости
удалось выбраться,  а то бы гнить в застенке. Вот как служилых зажали,
-   хмуро   проронил   Болотников.   (Назначение  десятинной  пашни  -
производство хлеба на южных окраинах Руси,  продажа его  на  деньги  и
выдача  денег городовым служилым людям и казакам порубежных крепостей.
Превращая  земли,  принадлежавшие  местному  населению,  в  государеву
десятинную  пашню  и  облагая  служилых  своеобразной  барщиной в виде
обработки  этой  пашни,  правительство  Годунова  выступало  в   своей
политике  по  отношению  к  населению  южных  районов  как  выразитель
интересов  класса  феодалов-крепостников,  и  эта   политика,   несшая
служилым  людям  русского Поля феодальный гнет и насилие,  не могла не
вызвать со стороны населения этих районов недовольства крепостническим
государством.)
     - Не всех.  Много лизоблюдов развелось да прихлебателей боярских.
Годунова доброхоты! Им и деньги, и хлеб, и оружие.
     - А нам,  низовым,  лишь брань да угрозы. Ни зипуна, ни зелья, ни
хлеба. Как хочешь, так и крутись. Так ужель нам по куреням сидеть?
     - Не станем сидеть!
     - Не станем, Федор. Саблей зипуны добудем!
     Оба разгорячились, зашумели.
     В горницу  вошла  Агата.  Поставила  кувшин  на  стол,  молвила с
улыбкой:
     - На весь баз крик подняли. Лучше бы песню спели
     - Не до песен, женка. Сгинь! - прикрикнул Федька.
     Но Агата не "сгинула". Уселась рядом с Берсенем, коснулась мягкой
ладонью его кучерявой головы.
     - Не гони. Я тебя, почитай, и не вижу. То в степи, то на майдане.
Не домовитый ты, Федор. Все тебя куда-то носит.
     - А я перекати-поле,  женка, - смягчил голос Берсень, Придвинул к
себе кувшин, налил в деревянный ковш холодного квасу, жадно выпил.
     - Перекати-горе  ты,  - вновь улыбнулась Агата.  - И зачем только
меня с засеки сманил?
     Оглянулась на  Болотникова,  при  этом  в больших синих глазах ее
блеснули ласковые искорки.
     - Помнишь,  Иван,  как он меня улещал?.. Кочетом ходил. Оседло-де
жить буду. А что вышло? И десяти седмиц вместе не побыли. Нужна ли ему
жена?  Он  давно  ее на коня променял.  А ведь на засеке иное гутарил.
Помнишь ли, Иван?

ГЛАВА 4
                            ЛЕСНАЯ ЗАСЕКА

     Болотников встретился  с Федькой Берсенем в то самое лето,  когда
они  с  Васютой  Шестаком,  бежав  от  боярской  неволи,  доплыли   на
купеческом  насаде до Тетюшей.  Но дальше плыть не довелось:  в городе
Иван столкнулся  с  торговым  человеком  князя  Телятевского.  То  был
приказчик Гордей, прибывший в Тетюши с княжьими товарами.
     ...Болотников неторопливо тянул из медной кружки сбитень, когда к
нему   вдруг  шагнул  черный  дородный  мужик.  Лицо  округлое,  глаза
пронырливые,  пушистая борода до  ушей.  На  мужике  суконный  кафтан,
опоясанный зеленым кушаком, и сапоги из мягкой, дорогой юфти.
     - Так  вот  ты  куда  убег,  Ивашка...   Ну   здорово,   здорово,
страдничек. Не признаешь?
     Болотников вгляделся в мужика;  где-то он видел это лицо. Но где?
Уж не в Москве ли боярской?
     Молча допил сбитень,  отдал деньгу и кружку походячему торговцу и
вновь зорко глянул на мужика. Но припомнить так и не смог.
     - Не ведаю тебя.
     - Не ведаешь,  стало быть...  Аль в бегах-то память отшибло?  А я
вот тебя сразу признал. Как такого молодца не приметить?
     - Не  петляй,  -  насупился  Болотников.  -  Сказывай  толком или
проходи мимо.
     - Ишь, какой ловкий, - ухмыльнулся мужик и цепко ухватил Ивана за
рукав кафтана.  -  Пошто  мимо,  милок?  Тебя,  чать,  князь  ждет  не
дождется.
     "Княжий приказчик!" - наконец-то вспомнил Болотников. Когда-то он
видел Гордея на московском подворье Телятевского.
     - Эгей, служилые! Хватай беглого!
     Болотников двинул  Гордея в мясистый подбородок,  и тот отлетел к
лавке. Иван же метнулся в густую толпу.