- Угощайтесь.
     Казаки выпили по чарке и вышли на баз.  Со всех улиц и  переулков
тянулись к майдану густые толпы донцов.
     - Пошто сполох?
     - Зачем собирает атаман?
     - О чем будет круг, братцы?
     Но никто  ничего  не  ведал,  теряясь  в догадках.  Вскоре казаки
запрудили огромный майдан.  Мелькали зипуны,  кафтаны, чуги, казакины.
Многие пришли на площадь без шапок и голые до пояса, но никто не забыл
в курене своей сабли. Казак без сабли - бесчестье кругу.
     Пришли к майдану и молодые парни-донцы, не принятые еще в казаки.
Они толпились в сторонке:  быть на кругу им не дозволялось.  Их удел -
ждать  своей  поры,  когда проявят себя в степи и покажут удаль в злой
сече с ордынцами.  А сейчас они с любопытством вытягивали шеи и  чутко
прислушивались к выкрикам с майдана.
     В куренях остались  одни  женщины;  они  стайками  собирались  на
опустевших  базах,  ожидая прихода мужей.  Ни одной из них нельзя было
показаться в казачьем кругу,  то  было  бы  великим  поруганием  всему
войску донскому.
     Год назад казачка Ориша прибежала на круг за мужем;  добралась до
самого  помоста,  где  стоял атаман со старшиной;  нашла у деревянного
возвышения своего казака и потянула за собой с круга.
     - Поспеши, Сашко! Кобыла жеребится!
     Круг порешил:  высечь дерзкую женку  арапником,  а  казака  Сашко
выдворить с майдана.
     Сашко заупрямился, но атаман веско изрек:
     - Твоя баба - тебе за нее и ответ держать. Прочь с круга!
     - Прочь! - дружно поддержали донцы...
     Васильев взошел на помост, за ним поднялись Федька Берсень, Устим
Неверков и остальные старшины.
     Васильев оглядел  гудящий майдан,  вскинул над головой атаманскую
булаву, и донцы притихли.
     - Братья-казаки! Дозвольте слово молвить!
     - Гутарь, атаман!
     - Дошла  в  Раздоры  худая весть.  Хан Казы-Гирей собирается всей
ордой выступить из Бахчисарая. Хан жаждет добычи!
     Сказан несколько слов и замолчал, шаря глазами по застывшим лицам
казаков.
     - Далече ли собрался Гирей? - выкрикнул один из донцов.
     - К Москве, братья-казаки, - ответил Васильев.
     - К Москве?  Вот и нехай его Годунов встречает!  - зло воскликнул
все тот же донец.
     - Верна-а-а!  - пьяно качаясь, протяжно прокричал другой казак. -
Годунов наших собратов на кол сажает. Не пойдем за Годунова!
     - Чушь несешь! Не о Годунове сейчас речь, - отделился от старшины
Федька Берсень. - Казы-Гирей мимо Раздор не пройдет. Какой же он будет
воин,  коль  позади  себя  целую  вражескую  рать оставит?  Хреновина!
Казы-Гирей не впервой на Русь ходит. Он кинется всей ордой.
     - Есаул  дело гутарит,  - поддержал Берсеня атаман.  - Хан зол на
Раздоры.  Припомните, донцы, сколь раз мы тревожили его кочевья? Сколь
табунов у хана отбили? Сколь дувана в улусах взяли?
     - Зачем  считать,  батька?  -  прервал  атамана  стоявший   подле
Болотникова длиннющий полуголый казак с отсеченным ухом.  - Поганые на
нас ходят бессчетно.  Разве мало от них урону? Разве мало станиц они в
крови потопили?
     - Немало,  казаки, - мотнул головой Васильев. - Немало мы лиха от
поганых натерпелись. А ноне новое лихо идет. Пятнадцать туменов собрал
Казы-Гирей в Бахчисарае. Как будем татар встречать, донцы?
     - А сам-то как мекаешь, атаман? - вопросил Григорий Солома.
     - Погутарили мы со старшинами.  В  поле  выходить  не  будем,  не
устоять нам противу всего ханского войска. Соберем станицы в Раздоры и
примем осаду.
     - Выдюжим ли, батька?
     - Выдюжим,  донцы.  Крепость добрая, отсидимся. А там, глядишь, и
засечная рать поспеет. Тогда ударим вкупе и наломаем бока поганым. Так
ли, донцы?
     - Так, атаман!
     - Кличь станицы в Раздоры!
     - Примем осаду!
     Васильев постоял, послушал и ударил булавой по красному перильцу.
     - Так и порешим, донцы!
     Атаман и старшины начали было сходить с помоста,  но их остановил
громкий возглас казака, прискакавшего к майдану от Засечных ворот:
     - Погодь,  батька!  Царев посол-боярин в гости прибыл.  До  тебя,
батька, просится!
     Васильев приказал:
     - Проводи боярина в мой курень.
     Федька Берсень недовольно глянул на атамана и  вновь  взбежал  на
помост.
     - Пошто в курень?  А не лучше ли здесь послушать царева  боярина?
На круг его, донцы!
     - На круг! - дружно воскликнули казаки.
     По лицу  атамана  пробежала тень:  хотелось погутарить с послом с
глазу на глаз. Но теперь уже поздно, против круга не попрешь.
     - Сюда боярина!
     Вскоре к майдану подъехал  посольский  поезд  -  крытый  возок  и
несколько  груженых  подвод  в окружении полусотни стрельцов в голубых
кафтанах.  Из возка сошел на землю царев посол в долгополой  бархатной
ферязи. То был московский боярин Илья Митрофаныч Куракин - полнотелый,
среднего роста,  с крупным мясистым носом.  Приосанился,  посмотрел на
казаков без опаски.
     - Где тут ваш атаман?
     - Я  атаман,  -  дурашливо  подбоченился Секира и,  выпятив грудь
колесом, покручивая черный ус, шагнул к боярину.
     - Рожей не вышел, - буркнул Куракин.
     - А чем моя рожа плоха?
     - Холопья твоя рожа. Не мельтеши!
     Глаза Секиры сердито блеснули.
     - Угадал,  боярин,  холопья.  Когда-то  у  князя  Масальского  на
конюшне навоз месил.  А ноне вот казак,  и шапку перед тобой не ломаю.