"Вот тебе  и  убогие,  - порадовался Болотников за нищебродов.  -
Дерзкой народ!..  Но петуха пустить не просто: караульные на подворье.
Тут сноровка надобна да сила.  Убогих же в един миг схватят - и прощай
волюшка. За петуха - голову с плеч".
     Вслух же вымолвил:
     - Кровь на боярине,  зрел его ныне.  Пес он...  В полночь с  вами
пойду.
     - А как же насад? - спросил Васюта.
     - Насад не уйдет, друже. Поспеем к купцу... Пойдешь ли со мной?
     - Сто бед - один ответ, - вздохнул Васюта.
     - Добро... А вы ж, старцы, ползите в слободу. Без вас управимся.
     - Старцы пущай бредут,  а я с вами.  Мой был Николушка.  Зол я на
боярина, - произнес Герасим.
     Дед Лапоток поднялся и обнял Болотникова за плечи.
     - Удал  ты,  детинушка.  Порадей за дело праведное,  а мы тебя не
забудем, - облобызал Иванку, перекрестил. - Удачи тебе.
     - Прощай, дед. Прощай, братия.

     Прибежали к   насаду   после  полуночи.  Над  крепостью  полыхало
багровое пламя, тревожно гудел набат.
     - Как  бы  и  другие  усадьбы  не занялись,  - обеспокоено молвил
Васюта.
     - Бояр жалеешь,  - сурово бросил Болотников.  - В Рубленом городе
тяглых дворов не водится,  слободы далече.  А  бояре  да  купцы  пусть
горят. Поболе бы таких костров на Руси.


 
ДИКОЕ ПОЛЕ

ГЛАВА 1
                           СТЕПНЫЕ ЗАСТАВЫ

     Матерый орел  долго  парил  над  высоким рыжим курганом,  а затем
опустился на безглазую каменную бабу.
     Тихо, затаенно, пустынно.
     У подножия холма,  в мягком степном ковыле, белеют два человечьих
черепа;  тут  же  - поржавевшая кривая сабля и тяжелый широкий меч.  А
чуть поодаль,  покачиваясь в траве,  заунывно поет на упругом  горячем
ветру длинная красная стрела.
     Орел повернул голову,  насторожился;  за бурыми холмами,  в синем
просторе,  послышался шум яростной битвы;  пронзительное ржание коней,
гортанные выкрики, лязганье оружия...
     С опаленных,   знойных   курганов   полетели   на   кровавый  пир
вороны-стервятники.
     Дикое Поле!
     Огромное, степное, раздольное!
     Край ордынцев и донских казаков,  край гордой мятежной повольницы
и  беглого  сермяжного  люда.  Сюда,  на  вольный   степной   простор,
пробираются  через  лесную  дремучую  Русь  москвитяне  и  новгородцы,
владимирцы и ярославцы, суздальцы и рязанцы...
     Бегут на Волгу и Дон, Медведицу и Донец, Хопер и Айдар... Бегут в
поисках лучшей доли мужики-страдники  и  кабальные  холопы,  посадская
чернь  и  ратные  люди,  бобыли  и  монастырские трудники,  государевы
преступники и попы-расстриги... Бегут от боярских неправд, застенков и
лютого голода.
     Уж давно ополчились на южную окраину бояре, шумели в Думе:
     "Найди управу на чернь, государь! Обезлюдели вотчины, мужики нивы
побросали,  некому за соху взяться.  Прикажи ослушников  имать.  А  на
окраину  служилых  людей  пошли,  пущай стеной встанут перед воровским
Доном!"
     И царь  приказал.  Многих  ловили,  били  кнутом  и  возвращали к
боярам.  Однако велико и бескрайне Дикое Поле,  не усмотреть стрельцам
за всеми беглыми; ежегодно сотни, тысячи людей просачивались в степное
Понизовье,  оседая в казачьих станицах.  Жили в куренях  и  землянках,
зачастую  без  рухляди  и  скотины,  предпочитая  лихого коня и острую
саблю.  Жили вольно,  не ведая ни господ с приказчиками и тиунами,  ни
городских воевод с губными старостами и ярыжками.  Били в степях зверя
и птицу,  ловили в озерах и реках  рыбу.  А  рядом,  совсем  рядом,  в
нескольких  поприщах  от казачьих городков и становищ рыскали по степи
коварные,  сметливые ордынцы.  Жажда добычи снимала степняков со своих
кочевий и собирала в сотни,  тысячи и тумены. Ордынцев и янычар манили
дорогие, невиданной красоты, русские меха, золотая и серебряная утварь
боярских хором и золотое убранство храмов, синеокие русские полонянки,
которым нет цены на невольничьих рынках.  (Тумен  -  войско  в  десять
тысяч воинов.)
     Первыми всегда принимали басурманский удар казаки-повольники. Это
они  стойко  защищали свои станицы,  заслоняя Русь от злого чужеземца;
это они истребляли  поганых  и  сами  теряли  буйные  головы,  обагряя
обильной кровью горячие степи.
     Дикое Поле!
     Ратное поле!
     Поле казачьей удали, подвигов и сражений.
     Поле - щит!

     Отяжелевший ворон уселся на череп.  Вновь все стихло,  лишь возле
серой каменной бабы продолжала свою скорбную песнь тонкая стрела.
     За курган   свалилось   багровое   солнце,   погружая   степь   в
тревожно-таинственный сумрак.
     Тихо и задумчиво шелестели травы.
     От каменного идолища протянулась длинная тень.
     На череп наткнулось колючее перекати-поле,  будто остановилось на
короткий отдых; но вот подул ветер, степной бродяга шелохнулся и вновь
побежал по седому ковылю.

     Гордая вольная  птица  парила над широкой степью;  парила высоко,
видя порыжевшие от знойного солнца холмы и курганы,  казачьи заставы и
сторожи;  видела она и ордынских лазутчиков,  скрытно пробиравшихся по
лощинам, балкам и шляхам.