предупредил сотник.
     Воеводского стрельца   повязали   после   полуночи,   когда   тот
пьяненький   пробирался   от  молодой,  горячей  вдовушки  из  Бронной
слободки.  Стрелец оказался и  в  самом  деле  неказистым:  маленький,
невзрачный,  с реденькой белесой бороденкой.  В пыточной ему развязали
руки, вынули кляп изо рта и толкнули к палачу.
     Стрелец непонимающе оглядел жуткий застенок. По углам, в железных
поставцах,  горели факелы,  освещая  багровым  светом  холодные  сырые
каменные  стены.  Вдоль  стен - широкие приземистые лавки,  на которых
навалены ременные кнуты из сыромятной кожи  и  жильные  плети,  гибкие
батоги  и хлесткие нагайки,  железные хомуты и длинные клещи,  кольца,
крюки и пыточные колоды.  Подле горна,  с раскаленными до бела углями,
стоит кадка с рассолом. Посреди пыточной - дыба, забрызганная кровью.
     Стрелец угрюмо  повел  глазами  на  сотника,   опустившегося   на
табурет, вопросил:
     - Пошто в застенок привели? Какая на мне вина?
     - А вот сейчас и изведаем. Как звать, стрельче?
     - Пятунка, сын Архипов.
     Сотник, прищурясь, вгляделся в стрельца.
     - Молодой... Гулять бы да гулять.
     - А и погуляю, - высморкавшись и обтерев пальцы о суконные порты,
произнес Пятунка.
     - А то, милок, будет от тебя зависеть. Может, погуляешь, а может,
нонче и дуба дашь. Поведай-ка нам, служилый, как ты из донского казака
в стрельца обернулся.
     С тщедушного Пятунки разом весь хмель слетел.
     "Ах, вот  оно  что,  -  мелькнуло  в его голове.  - Сотник что-то
пронюхал".
     Однако простодушно заморгал глазами.
     - Чудишь, Лукьян Фомич. Я стрелец. На кой ляд мне казаки сдались.
     - А не врешь?
     - Ей-богу, - стрелец перекрестился.
     Сотник кивнул палачу.
     - А ну-ка, Адоня, всыпь ему пару плетей.
     Кат тяжело шагнул к Пятунке.
     - Сымай кафтан, стрельче.
     Пятунка не шелохнулся.
     - Стрелец я. Пошто плети?
     - Сымай, сымай!
     Адоня грубо толкнул стрельца,  а затем сорвал с него  темно-синий
кафтан  и  белую полотняную рубаху.  Пятунка забрыкался,  но дюжий кат
схватил его в  охапку  и  пригвоздил  к  скамье,  связав  руки  тонким
сыромятным ремешком.
     Сотник поднялся с табурета и плюнул на спину Пятунки.
     - Худосочен,  служилый.  У палача же рука тяжелая. Давай-ка миром
поладим. Рано тебе на тот свет. Поведай мне о донцах да атамане Федьке
Берсене, и я тебя к вдовице отпущу.
     - Стрелец я, - упрямо сжал губы Пятунка.
     - А Федька кто?
     - Такого не ведаю.
     - Приступай, Адоня.
     Палач взял с лавки кнут, дважды, будто разминаясь, рассек воздух,
а затем широко отвел назад руку и с оттяжкой полоснул Пятунку по узкой
худой спине.
     Пятунка вскрикнул, зашелся от боли.
     - То лишь запевочки,  - хихикнул  Адоня  и  стегнул  Пятунку  еще
трижды,  вырезая на спине кровавые, рваные полосы. Пятунка заскрежетал
зубами.
     "Щас проболтается.  Много  ли  надо экому сверчку",  - усмехнулся
сотник и схватил Пятунку за волосы.
     - Не люб кнут,  стрельче? То-то же. Стоило страдать. Плюнь! Чать,
жизнь-то дороже.
     Голос Потылицына был елейно мягок.
     - Адоня,  подай-ка кувшин с  вином.  Опохмель  донца,  глядишь  и
полегчает.
     Кат развязал Пятунке руки, налил из кувшина полную медную чару.
     - Дуй, паря. Лукьян Фомич милостив.
     Пятунка с великим трудом поднялся, глянул злыми глазами на палача
и сотника, принял дрожащими руками чару, выпил.
     - Ну, а теперь сказывай, милок.
     - Стрелец я, Федьки не ведаю, - стоял на своем Пятунка.
     Сотник озлился,  выхватил  у  палача  кнут  и  принялся  хлестать
непокорного донца.
     - Не ве-е-даешь! Не ве-е-даешь!
     Пятунка упал на холодный пол,  а сотник все стегал и стегал, пока
не услышал голос палача:
     - Сдохнет, кой прок.
     Потылицын опомнился, швырнул кнут. Кат прав: мертвый донец никому
не нужен.
     - Кропи казака, Адоня.
     Палач зачерпнул  из  кадки  ковш  рассолу  и  начал  плескать  на
кровавые раны. Пятунка закорчился.
     - Лей, Адоня! Лей! - закричал сотник.
     Но Пятунка лишь храпел и выплевывал изо рта кровь.
     Отчаявшись что-нибудь выведать,  сотник приказал палачу подвесить
донца на дыбу.  Но и на дыбе,  с вывернутыми руками,  ничего не сказал
Пятунка.
     - Жги его!  Увечь! Ломай ребра! - наливаясь кровью, бешено заорал
сотник.
     В ход пошли хомуты и раскаленные клещи,  тонкие стальные  иглы  и
железные прутья.
     Пятунка дергался на дыбе и хрипло выкрикивал:
     - Стрелец я! Стрелец, душегубы!
     А в потухающем сознании проносилось:
     "Не выдам  вольный Дон,  не выдам Федьку.  Атаман отомстит за мою
погибель".
     Слабея, выдавил:
     - Собака ты, сотник. Зверь. Прихвостень боярский!
     Потылицын толкнул палача к горну.
     - Залей ему глотку!