ветер и унесет тучи за Тан.
     В шатре стало прохладней.
     - Принесите  мангал,  -  приказал Джанибек слугам.  Те кинулись к
вьючным  животным,  а  затем  втащили  в  шатер  походную  жаровню  на
глинобитной подушке.  Слуги раздули угли,  раскалили мангал, и в шатре
стало тепло.
     - Достархан!  - раздалось новое повеление Джанибека. (Достархан -
угощенье,  а также  нарядная  скатерть,  расстилаемая  для  пиршества.
Обычно татары перед битвой устраивали малый достархан,  а после победы
- большой.)
     На пиру мурза громко и хвастливо произнес:
     - Сегодня - малый достархан,  но не пройдет и семи  лун,  как  мы
будем  сидеть  за  большим  пиром.  И  прислуживать  нам  будут не эти
черномазые рабы, а урусы-казачки.
     - Мы давно знаем тебя, несравненный Джанибек, - льстиво заговорил
темник Вахты.  - Ты великий воин. В сердце твоем нет страха. Мы помним
твои  походы на Валахию,  Молдавию и Польшу.  И всегда ты был удачлив,
принося  крымскому  повелителю  богатую  добычу.  Теперь  перед  тобой
казаки. Им не уйти от карающего меча Джанибека!
     - Не уйти!  - закричал другой темник,  грузный,  заплывший  жиром
мурза Саип. - Мы перебьем их, как шелудивых собак! Великий аллах давно
сердит на  презренных  иноверцев.  Они  угнали  мои  лучшие  табуны  и
пограбили улус на Колчике. Я остался без ясыря и коней. Мои жены делят
грязное ложе с урусами.  (Колчик - приток реки Калмиус,  втекающей,  в
Азовское море.)
     - Хорошо  еще  свою  голову  не  потерял,  -  усмехнулся  молодой
тысяцкий  Давлет.  -  До самого Перекопа бежал от казаков наш отважный
мурза.
     Глаза Саипа налились кровью, дебелая рука стиснула рукоять кривой
сабли.
     - Я потомок великого хана Батыя, и никто не смеет обвинить меня в
трусости!
     - Бату-хан никогда не показывал спину урусам,  - вновь язвительно
произнес Давлет.
     Саип вскочил, бешено взвизгнул и выхватил из ножен саблю.
     - Я убью тебя, собака!
     Джанибек кивнул  тургадурам и те,  могучие и свирепые,  закрутили
руки темника за спину.
     - Сядь,  Саип,  -  спокойно  сказал  Джанибек.  - Я позвал вас на
достархан не для ругани.  Каждый докажет свою удаль на поле  брани,  и
тот,  кто  первым  ворвется  в Раздоры,  будет удостоен особой милости
Казы-Гирея. А сейчас пейте хорзу и любуйтесь моими плясуньями.
     Джанибек хлопнул   в   ладоши,   и  рабы  кинулись  из  шатра  за
наложницами.  Явились трое:  персиянка,  гречанка и кахетинка. Все они
были  необычайно  стройны  и  красивы.  Большеглазые,  юные,  в легких
прозрачных одеждах,  они послушно встали возле Джанибека. Тот взмахнул
рукой,  и в шатре зазвучали зурны; плясуньи тотчас сорвались с места и
с улыбкой начали свой танец;  их  гибкие,  полуголые  тела  замелькали
вокруг достархана.
     Тысяцкие и  темники  пили,  ели  и  похотливо  пожирали   глазами
джанибековых наложниц.
     Мурза довольно поглаживал короткую, подкрашенную хной бороду; его
танцовщицы   могли  украсить  любой  гарем,  сам  турецкий  султан  не
отказался бы от таких наложниц.  В  Раздорах  Джанибек  добудет  новых
ясырок.  Казачки  Тана  -  красивейшие  в  мире.  Скорее бы взять этот
дерзкий город.
     Всех больше  пил  на  достархане  темник Саип.  Он косо глядел на
Давлета и осушал чашу за чашей. Когда же угощение кончилось, темник не
смог подняться с ковра.
     - Слаб ты,  Саип,  - усмехнулся Давлет.  - Теперь тебе и сабли не
вынуть.
     Темник в ответ лишь что-то невнятно  пробурчал  и  всем  грузным,
тяжелым телом распластался на ковре.
     - Унесите мурзу, - приказал рабам Джанибек.
     Когда все  покинули шатер,  Джанибек повернулся к одному из своих
тургадуров:
     - Менгли ко мне.
     То была одна  из  наложниц.  Служанки-рабыни  принялись  обряжать
Менгли для мурзамецкого ложа.  Они раздели ее, расчесали черные густые
волосы, промыли их в воде.
     - Понравлюсь  ли  я господину?  Нарядите меня в лучшие одежды,  -
ручейком журчала Менгли.
     - Ты прекрасна.  Господин будет доволен тобою,  - сказали рабыни,
вдевая в уши наложницы яркие рубиновые подвески.
     Вскоре Менгли стояла у ложа.  Тургадуры покинули шатер.  Джанибек
придирчиво осмотрел персиянку и ласково улыбнулся.
     - Я   подарю   тебе  в  Раздорах  маленького  казачонка  и  много
украшений.
     Менгли распростерлась у ног мурзы.
     - Спасибо, мой властелин.
     - А теперь поднимись и пляши.
     Джанибек опустился на ложе.  Сейчас Менгли будет танцевать только
для него.  Он любил смотреть на ее извивающееся, полное страсти, тело.
Как всегда, после танца, Джанибек накидывался на Менгли и срывал с нее
прозрачные одежды.
     Рано утром к шатру явился телохранитель Саипа.
     - Мурза мертв, - бесстрастно произнес тургадур.
     Пришлось нарушить  покой  Джанибека.  Получив  столь  неожиданную
весть, Джанибек разгневанно спросил:
     - Его зарезали?
     - Нет, повелитель. Мурза Саип умер своей смертью.
     - Опился хорзой?  Я всегда говорил,  что вино и наложницы источат
его силы.
     - Такова воля аллаха, - скрестив на груди руки, смиренно произнес
Давлет.
     - Ты прав,  мурза.  Для похода нужны джигиты,  а Саип  уподобился
ленивому ишаку. Аллах наказал Саипа,- презрительно произнес Джанибек.
     Саип был знатным воином,  и хоронили его с почестями, по древнему
монгольскому обычаю. Из каждого тумена было выделено по шесть человек,
которые с кирками пришли к мурзамецкому шатру и принялись  рыть  нишу.