пымали только троих. Мудрено мужика остановить.
     - Мудрено,  боярин. Но ежели крепко за него взяться, - остановим,
не пустим на Дон.
     - Да как крепче-то, атаман?
     - А вот так,  боярин,  - Васильев глянул на дверь и придвинулся к
Куракину.  - Надо вкупе с Москвой браться.  Одних царевых застав мало.
Мыслю своих донцов поставить.
     - Своих?  - озадаченно протянул  Куракин.  -  Этих-то  смутьянов?
Пустое речешь, атаман. Наслушался на площади.
     - Кричали больше из голодранцев.  Но есть у нас и добрые  казаки,
те, что на Дону издавна. Их у нас тысячи. Соберем из домовитых станицы
- и в Верховье. Ни один беглый не проскочит.
     - А нонешных горлопанов куда денешь?  У тебя их,  почитай,  целая
рать.
     Васильев к Куракину еще теснее.
     - И горлопанам сыщем место.  Лишь бы  царь  помог...  Я  вот  что
мекаю,  боярин. Голытьба в набег просится. Давно норовит в поход уйти.
И пусть идет!
     - Куда ж, атаман?
     - На Волгу,  боярин. Вас, бояр, громить да купчишек зорить. Пусть
снаряжаются.
     Куракин оторопело глянул на Васильева.
     - Рехнулся, атаман! Да мыслимо ли дело голытьбу на бояр напущатъ?
То бунт!
     - Погодь,  боярин,  уйми гнев.  Не на бунт призываю.  Помыслы мои
иные. И царь будет доволен, и на Дону станет спокойно.
     - Не разумею тебя, Богдан Андреич, никак не разумею.
     - Сейчас уразумеешь,  боярин.  Но хочу упредить,  - разговор  наш
держи в тайне великой. Иначе ни мне, ни тебе головы не сносить.
     - Не  болтлив  я,  Богдан  Андреич.  Богом  клянусь,   -   истово
перекрестившись, заверил Куракин.
     Васильев поднялся и толкнул ногой дверь.  В сенях никого не было.
Атаман  вновь  подсел  к  боярину,  но заговорил не сразу,  все еще не
решаясь высказать задуманное.
     - Коли  от  татар  отобьемся,  голытьбе  в куренях не усидеть - в
набег подастся. Многие с Дона уйдут, то и добро. Дурную траву - с поля
вон.  Придет голытьба на Волгу, захочет купцов и бояр зорить, а угодит
в капкан.
     Куракин вновь  непонимающе  глянул  на  Васильева,  и тот наконец
прояснил:
     - О разбойном походе извещу на Москву. Борис Годунов уж сколь лет
помышляет покончить с крамолой на Дону.  Вот и пусть изводит. Прикажет
снять цареву рать с Оки - и конец голодранцам. Уяснил, боярин?
     - Вот ты каков,  - крутнул головой  Куракин.  -  Коварен,  Богдан
Андреич, ох, коварен. Ужель своих донцов не жаль?
     - Какие они "свои"?  - желчно отмахнулся Васильев.  - Они  добрым
казакам житья не дают. Не нужны они Дону!
     В тот же день Куракин заспешил в Москву.

ГЛАВА 9
                         КРЫМСКИЙ ПОВЕЛИТЕЛЬ

     Вскоре все казачье Понизовье собралось в Раздорах.  Покинула свою
станицу и родниковская повольница во главе с атаманом Болотниковым.
     Раздоры готовились к осаде.
     Пушкари и затинщики чистили пушки,  пищали и самопалы,  возили  к
наряду картечь, ядра и бочки с зельем. Казаки волокли на стены бревна,
колоды и каменные глыбы, втаскивали на затинный помост медные котлы со
смолой.  В  кузнях  без  умолку  громыхали  молоты:  бывшие  посадские
ремесленники ковали мечи и копья,  плели кольчуги,  закаливали в чанах
сабли  и  точили  стрелы.  (Наряд - в Московской Руси - артиллерийские
орудия (пушка) вместе с боеприпасами к ним.)
     Многие казаки  прибыли  в  Раздоры  по Дону;  на берегу скопились
сотни  челнов,  будар  и  стругов.  Болотников  как-то   посмотрел   с
крепостной стены на суда и покачал головой.
     - Не дело, казаки. Надо убирать струги.
     - Пошто? - не понял его Федька. - Струги могут и понадобиться.
     - Татарам,  Федор.  Придут и спалят.  А того хуже  -  ров  судами
завалят и под самый тын перескочат. Дело ли?
     - Не дело, друже, - кивнул Берсень.
     - Разумно  Болотников  гутарит,  -  поддержал  Ивана казак Гришка
Солома. - Татары нам лишь спасибо скажут. Убирать надо струги.
     - Ужель в город тянуть? Пуп сорвешь, - молвил Васюта.
     - Тяжеленько, - вздохнули казаки.
     - Пошто в город?  Струги для воды ладили. Упрячем в плавнях, и ни
один поганый не сыщет.  Без струга на Дону - как без коня. Авось еще и
на море соберемся. Так ли, донцы?
     - Так, детинушка! Нельзя нам без стругов!
     В тот же день все суда были надежно укрыты в донских плавнях.
     Раздоры ждали вестей.  Три раза на дню в город прибывали дозорные
и доносили:
     - Тихо в степи. Татар не видно.
     - На курганах молчат.
     Донцы недоумевали:
     - А, может, ордынцы стороной прошли? Взяли да и махнули Муравским
шляхом.
     - И то верно, сакма тореная. Пошто орде крюк давать?
     Однако на другой день гутарили иное:  сторожевые  курганы  ожили,
задымили  кострами.  Первыми  заприметили  татар дозорные родниковской
сторожи. Казак Емоха, напряженно вглядываясь в степь, вдруг подтолкнул
локтем соседа-повольника.
     - Глянь, Деня. Небоскат будто почернел. Аль тучи набегают?
     - Зрю... Колышутся тучи-то... Да то ж орда, Емоха!
     - Орда?.. Уж больно велика. Весь небоскат в сутеми.
     - Тьма-тьмущая! Орда, Емоха!
     Казаки поспешно запалили костер;  над высоким курганом взметнулся
столб  дыма.  Емоха  и  Деня  вскочили  на коней и стрелой понеслись к
соседнему дозору,  расположенному в двух верстах.  Но там  дым  тотчас
увидели  и  запалили  на  кургане свой костер;  затем взвились дымы на
третьем и четвертом курганах...