увязывает в одно целое  софийность  Матери-земли  и  софийность
Матери-родины.  "Родина  есть священная тайна каждого человека,
так  же  как  и  его  рождение.   Теми   же   таинственными   и
неисследимыми  связями,  которыми  соединяется  он  через  лоно
матери  со   своими   предками   и   прикрепляется   ко   всему
человеческому    древу,    он   связан   через   родину   и   с
матерью-землей..."131.
     Посвящая главный труд своей  жизни  "Столп  и  утверждение
истины"  --  Всеблагоуханному и Пречистому Имени Девы и Матери,
Павел Флоренский обращается также  и  к  соответствующей
символике  Софии-Премудрости:  ее венец -- это "обычный признак
Земли-Матери в ее различных  видоизменениях,  выражающий,  быть
может,   ее   покровительство   человечеству,  как  совокупному
целому"132.
     Сходные идеи высказывались и другими русскими  философами,
в  особенности  Николаем Бердяевым, Львом Карсавиным и Василием
Розановым  (последний  доводил  образ  Матери-Земли  до  образа
Матери-Вселенной133.
     Земля  -- частица Вселенной. Через слияние с ней, а значит
-- и  со  всем  Космосом,  происходит  духовное   прозрение   и
физическое  укрепление человека. В русской литературе носителем
и выразителем данного  мировоззрения  стал  Алеша  Карамазов  в
одном       из       кульминационных       эпизодов      романа
Ф.М.Достоевского,  где   отказу   Алеши   от   иночества
предшествует  его  прямое  обращение  к Космосу и Матери-Земле.
"Полная восторгом душа его жаждала свободы, места, широты.  Над
ним широко, необозримо опрокинулся небесный купол, полный тихих
сияющих звезд. С зенита до горизонта явился еще неясный Млечный
Путь.  Свежая  и  тихая  до  неподвижности  ночь облегла землю.
...Тишина земная как бы  сливалась  с  небесною,  тайна  земная
соприкасалась  со  звездною... Алеша стоял, смотрел и вдруг как
подкошенный повергся на землю. Он не знал, для чего обнимал ее,
он не давал себе отчета, почему  ему  так  неудержимо  хотелось
целовать  ее,  целовать ее всю, но он целовал ее плача, рыдая и
обливая своими слезами, и исступленно клялся любить ее,  любить
во веки веков... О чем плакал он? О, он плакал в восторге своем
даже  и  об  этих  звездах,  которые сияли ему из бездны, и "не
стыдился исступления своего". Как  будто  нити  ото  всех  этих
бессмысленных  миров божьих сошлись разом в душе его, и она вся
трепетала, "соприкасаясь мирам иным"134.
     Между прочим, русская церковь считала грехом для "мужей  и
отроков"  бросаться  на  землю  ничком или "лежать на чреве": в
этом усматривалась имитация полового соития,  а  само  действие
приравнивалось   к   оскорблению   или   обиде   родителям.   В
древнерусском епитимейнике (перечнях  грехов)  говорится:  "Аще
отцу  или  матери  лаял  или бил или, на земле лежа ниц, как на
жене играл, 15 дни (епитимья)"135.
     Сходная  по  своему  идейному  звучанию  сцена  есть  и  в
"Преступлении  и  наказании",  где Мать-земля становится судьей
убийце Раскольникову. Измученный угрызениями совести,  переходя
Сенную   площадь,  он  вдруг  вспомнил  слова  Сони:  "Поди  на
перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что  ты  и
перед  ней  согрешил, и скажи всему миру вслух: "Я убийца!". Он
весь задрожал, припомнив  это.  И  до  того  уже  задавила  его
безвыходная  тоска  и  тревога всего этого времени, но особенно
последних часов, что он  так  и  ринулся  в  возможности  этого
цельного,  нового,  полного  ощущения. Каким-то припадком оно к
нему вдруг подступило: загорелось в душе одною искрой и  вдруг,
как  огонь,  охватило  всего.  Все  разом в нем размягчилось, и
хлынули слезы. Как стоял, так и упал он на землю... Он стал  на
колени  среди  площади,  поклонился  до  земли  и поцеловал эту
грязную землю с наслаждением и счастием...".136
     "Богородица великая мать  сыра  земля  есть",  --  говорит
Достоевский устами героини другого романа -- "Бесы", что вполне
соответствует  действительной  сути  Богородицы,  ее  земным  и
одновременно вселенским корням.
     Общность судьбы и  происхождения  у  всех  народов  образа
Матери-земли  и  Богоматери неоднократно подчеркивал Николай
Клюев:

     Но это было! Было! Было
     Порукой -- лик нездешней силы
     Владимирская Божья Мать!
     В ее очах Коринфа злать
     Мемфис и пурпур Финикии
     Сквозят берестою России...
     ....................
     Со стен, где олова прослои
     И сколы золота, как рои,
     По ульям кварца залегли,
     То груди Матери-земли.

     Эти строки из поэмы  "Песнь  о  Великой  Матери",  недавно
найденной  в  архивах  бывшего  КГБ,  --  апофеоз  поэтического
настроя русской души,  не  мыслящей  самой  возможности  своего
существования вне единения с родной землей, то есть Родиной.
     В  "Песни  о  Великой  Матери" образ реальной матери поэта
соединен с Родиной (Русской землей), и Софией на семи  столпах,
что  смежила  солнечные очи. Точно так же и в одном из писем из
Сибири, написанном незадолго до расстрела, Клюев  обращается  к
весеннему  Солнцу  и  к Матери сырой земле137. В этом обращении
как бы содержится последний поклон и завет  всем,  кто  остался
жить на нашей земле.
     "Материя"  и  "мать"  --  слова  одного корня. Они взаимно
связаны  и  взаимообусловлены  не  случайно-этимологически,   а
закономерно-генетически.   Материя   в   нынешнем   философском
понимании соответствует древнейшему мировоззренческому  понятию
Мать   Сыра   Земля.   В   прошлом   она   означала  не  просто
Землю-кормилицу и  Матерь  всего  живого,  но  и  начало  всего
сущего,   включая   и   мир  образов  и  понятий.  В  языческом