- Но должна же быть причина! Не знаете? - Михаил Степанович не  спускал
с меня ясных, чуть насмешливых глаз. - Потому что доверяю я вам, вот почему.
По-видимому, вся эта история с удавом - хитро задуманная диверсия.
     Он снова улыбнулся,  и  это  была  какая-то  особая  улыбка  -  тонкая,
загадочная, чуть высокомерная. И сам он как-то сразу и мгновенно  изменился.
Из радушного, веселого  хозяина  дома  вдруг  незримо  превратился  в  почти
официальное лицо. Не говорил уже, а приступал к допросу. Но  голос  его  был
по-прежнему тих, и смотрел он на меня, тонко улыбаясь. А у меня  уже  голова
шла кругом.
     - Слушайте, но зачем и кому все это нужно? - воскликнул я.
     - Зачем шпионам нужно шпионить? -  спросил  он,  тщательно  подчеркивая
свое удивление. - Ну, наверно, просто потому, что они шпионы. Другой причины
нет. - И он спрятал оба конверта в портфель.
     - Но если Потапов шпион, почему вы его не арестуете? - спросил я.
     - Есть основания, - сказал он ласково. - Почему шпиона далеко не всегда
берут сразу? Во всяком случае мы хотим вас предупредить. -  Он  встал.  -  К
Потапову не заходить!  Если  же  встретите  в  горах,  то  держитесь  с  ним
по-прежнему, но сразу же известите нас. Вот сюда  придете!  А  теперь  пошли
обедать!
     Домой я шел в обход, косогорами.
     Уже наступило утро - холодноватое, ясное, с высоким небом и  прозрачной
далью. С вершины прилавков  можно  было  охватить  глазом  верст  десять.  И
впервые я увидел в  это  утро  ту  синеву,  которой  всегда  в  этих  местах
означается осень. Сизыми были склоны гор, поросшие лесом: сиреневыми - камни
и глинистые обнажения оврагов; совсем синими - низ снежных шапок  и  заросли
терновника. Чем дальше, тем этот цвет крепчал,  наливался  и  где-то  вверху
переходил в фиолетовый и просто  темный  -  летом  его  скрывала  зелень,  а
осенью, когда все обнажалось, он становился основным фоном гор и сливался  с
небом. На этом фоне  мерцали  красные,  оранжевые,  золотые,  светло-зеленые
пятна.  Стоило  прищурить  глаза  -  и  предметы  исчезали,  а  вся   долина
представлялась огромной мозаикой или панно из разноцветных  камешков.  Ночью
прошел дождик, и пахло землей, мокрым щебнем и листьями.
     Я шел по высокой росистой траве, нес узелок, и колени у меня  уже  были
мокрые, а башмаки хлюпали. Но я думал только о  бригадире  Потапове.  Теперь
мне многое представлялось в ином  виде:  прежде  всего  то,  что  он  сильно
переменился, таскается по целым дням в горах и перестал обращать внимание на
колхозные дела. Вилы же и топор после  сегодняшнего  разговора  приобрели  в
моих глазах совершенно особое  значение.  Хотя  к  чему  они  -  я  все-таки
объяснить не мог. Непонятно казалось и все остальное: эта ночная  встреча  с
Софой, шоссейная дорожка в гору, здание на горе, разговор в комнате с  видом
на заколоченный забор, неведомые и непонятные мне люди. Во  всем  этом  было
что-то  и  от  настоящей  тайны,  и  от  чего-то  совсем  иного,  раздутого,
надуманного и несерьезного. Но ложь об удаве! Но статья в  немецкой  газете!
Но письмо  германского  консула!  Ведь  все  это  действительно  печаталось,
писалось, существовало.
     Я шел, думал... И вот уже стали видны  наши  палатки  и  даже  потянуло
речной свежестью. Вдруг кто-то сзади осторожно дотронулся до моего плеча.  Я
обернулся. Незнакомая девушка в красном платке стояла передо  мной.  На  ней
была блузка защитного цвета, узкая юбка и тапочки на босу ногу.
     - Здравствуйте, - сказала девушка.
     - Здравствуйте, - ответил я, с  некоторым  даже  страхом  оглядывая  ее
небольшую статную фигуру.
     - Вы меня не знаете? - спросила она. Голос у нее был глубокий, грудной.
     - Нет, - сказал я. - Но что-то как будто...
     - Я племянница бригадира Потапова, - объяснила она.
     - А-а, - засмеялся я.  -  Помню,  помню.  Это  вы,  вместо  того  чтобы
работать, хохочете? Она засмеялась.
     - Ну вот, вспомнили. А меня за вами прислал дядя, - сказала она,  -  вы
ему очень нужны.
     - Бригадир Потапов? - воскликнул я. - Пойдемте, пойдемте.
     И, честное слово, сразу отлетели все раздумья, предположения и вопросы.
Так все это не вязалось с ясным, солнечным утром, с открытым  круглым  лицом
этой девушки, с беззаботностью тона, тем, что на груди ее был  комсомольский
значок, а на голове красная косынка. (Так в те годы на плакатах  изображался
комсомол.)
     Я повернул было на дорогу, но она меня остановила.
     - Не домой, - сказала она, - он вас в щель просит.
     - А почему в щель? - снова насторожился я.
     - Да тут близко, - успокоила она меня. Знал я, что это  близко.  Я  был
даже несколько раз в этой щели. Боже мой, до чего там  было  сыро  и  темно!
Огромные желтые камни цвета  ржавой  воды,  каменистые  пещеры  по  склонам.
Большие желтые, оранжевые, белые глыбы, продолговатые, как лошадиные черепа.
Вот-вот и сам дракон пожалует из пещеры. И особенно тоскливо было глядеть на
нависшие  и  набрякшие  груды  песка  (они,  кажется,  могли  ухнуть  каждую
секунду), на кустики  осины  с  горькими  зелеными  побегами,  на  крошечные
чахоточные березки. "Что ж  там  потребовалось  Потапову?"  -  подумал  я  и
вспомнил о тайнике.
     Девушка шла впереди, перескакивая с камня на  камень,  нащупывая  ногой
невидимые мне тропинки и уступы. И было видно, что в  этих  местах  она  как
дома.
     - Не упадите! - крикнула она мне, когда  под  ногой  у  меня  обвалился
камень и я было поехал под откос.
     - Держите меня за плечи, - приказала она в другой раз, когда  мы  стали
спускаться.
     Потапова я увидел сразу. Он сидел  на  большой  глыбине,  рядом  лежало
что-то накрытое серой мешковиной, валялись вилы, топорик и ружье.
     - Ну вот, молодец, Дашка, - похвалил он мою спутницу, - а я  уж  думал,
если не дождусь, то поеду сам. Ты что, был у меня вчера? - обратился  он  ко
мне.
     - Нет, - ответил я.
     - Не дошел, - усмехнулся он. - Встретили и завернули. Куда же они  тебя
повели, в органы, что ли?
     - Да нет, - ответил я, не зная, что сказать. - В пограншколу.
     - Тоже неплохо, - сказал он. - А насчет змея говорили,  что  нет,  мол,
никакого змея? Его Потапов выдумал. - Он сжал кулаки. -  У,  нечистая  сила!
Всю работу у меня отбили. Яблоки собирать надо, а я с ними пять дней  как  в
котле киплю. - Он посмотрел на меня и вдруг сообщил: -  А  меня  ведь  вчера
арестовывать приезжали.
     - Да что ты! - воскликнул я, соображая, к чему все это идет и как мне в
случае чего надлежит поступить.