Наверное, на моем лице выразилось что-то подобное, потому что он  вдруг
посмотрел на меня, грубо усмехнулся и вдруг ударом сапога сбросил мешковину.
На срезанных лопухах лежало что-то черное,  скрученное,  чешуйчатое,  кольца
какой-то довольно большой, как мне показалось -  метра  полтора,  змеи.  Она
была еще жива: кольца вздрагивали,  сокращаясь,  по  ним  пробегала  длинная
дрожь, чешуя блестела мельчайшими чернильными  капельками,  словно  исходила
предсмертным потом.
     - Да что же это такое? - спросил я очумело. - Откуда эта змея? Ведь это
совсем даже не...
     Потапов искоса  посмотрел  на  меня,  зло  усмехнулся  и  опять  накрыл
мешковиной умирающее чешуйчатое тело.
     - Вот и весь сказ, - сказал он твердо и скорбно. - Только всего и было,
что вот эта гадючка. Вот она тут и ползала.  А  когда  она  ползет,  знаешь,
какой она кажется?.. Написал этот дурак четыре, а мне подумалось: нет, мало,
метров шесть в ней будет.
     "Да, да, - подумал я. - Правильно, правильно... Как же это мне сразу не
пришло в голову? Об этом и профессор Никольский пишет: когда змея  ползет  в
траве, она кажется раза в два, а то и в три длиннее,  чем  есть...  Да,  так
всегда бывает".
     Я приподнял  концом  сапога  мешковину,  разбросал  лопухи  -  и  тогда
показалась голова, небольшая,  плоская,  с  широко  открытыми,  пристальными
синими глазами.
     - Черный полоз, - сказал я.  -  Самый  обыкновенный  черный  полоз.  Но
только большой-большой. У нас стоят два в банках на выставке,  но  такого  я
еще не видел.
     - Я мерил - метр шестьдесят  сантиметров,  -  сказал  Потапов.  -  Вот,
дорогой товарищ, и все, что было. Признаешь теперь, какие у страха глаза?  В
газету попал, себе на шею петлю надел, здесь уже пять суток  сижу,  а  из-за
чего? Эх! - Он махнул рукой.
     - Да, но при чем же тут ты? - сказал я. - Нет-нет, ты лишнего на  себя,
бригадир, не бери. Не ты эту анафему выдумал, и писать  ты  о  нем  тоже  не
писал. Подписи твоей нигде нет. А что другие там от твоего имени...
     - Эх, кабы попался мне тот артист, что с аппаратом  приезжал.  Уж  я  б
его... - алчно покачал головой Потапов. - Но как  я  мог  в  нем  эти  метры
насчитать? Как? Ведь явственно, явственно видел- громаднейший  змей  ползет.
Или наваждение такое? А то говорят,  что  они  отвод  глазам  такой  делают.
Ползет змеючка, а ты видишь дракона. Может, правильно так.
     Я засмеялся.
     - Какой там к черту отвод? Нет, это со всеми бывает,  бригадир.  Вот  и
Брем такие случаи подробно разбирает. Это, говорит он, самая обычная  ошибка
наших воспринимающих и оценивающих способностей. Так что не бойся.
     - Воспринимающих... - улыбнулся бригадир и покачал головой. -  Да  ведь
не будут они твоего Брема спрашивать. Никогда не будут! Да  что  ты?  Они  в
случае чего его сразу из города вышлют. Им дело нужно. Вот  что!  Разве  они
теперь со мной когда расстанутся?
     - Да зачем ты им, зачем? - сказал я.
     - Будто не понимаешь. Один брат  расстрелян  за  вредительство,  другой
схвачен как шпион, что же им еще надо? Они и во сне такое дело не видели.
     - Ну ладно, ладно, - сказал я сурово. - Не говори  что  не  надо.  Бери
его, пойдем.
     - Пойдем, - устало вздохнул Потапов. - Конечно, пойдем. У  меня  теперь
только один путь - являться. Вот с этой самой штуковиной  и  пойду.  Эх,  не
сумел я тогда отстоять брата Петьку. Не сумел. Оробел, струсил.  Думал  свою
шкуру спасти. А вон видишь, что вышло. - Он снова наклонился,  взял  змея  и
стал засовывать его в мешок. - Всю жизнь  он  мне  взбаламутил,  из-за  него
покой потерял. Ведь знаешь всех, всех рабочих перетаскали на допросы. И  что
им надо? Ведь я снес бумагу, что мне германцы  прислали.  Поблагодарил  этот
длинный,  что  со  мной  водку  трескал!  Сначала  ты,  говорит,  "советский
человек", а потом: "Расскажи, с  какой  целью  агитируешь  население  насчет
Бовы-конструктора. Скажешь - простим. Нет - пеняй на себя.  Значит,  сколько
тебе ни говори, ты все равно ведешь свою линию".  -  "Да  какую  такую  свою
линию я веду, какая такая линия? Зачем она мне нужна?" - "Хорошо! А  брат  у
тебя где?" - "А это вам лучше знать! Вы его забрали".  -  "А  ты  как  будто
ничего уже и не знаешь. Мужичок-серячок! Брат он тебе, мать твою, или  нет?"
- "Брат! Брат, единокровный брат он мой, Петька!  И  знаю  -  ничего  он  не
делал, никаких клещей в банке с собой не носил, и хлеб им не  заражал,  и  к
консулу не ездил. Все это одна ваша агитация". - "Ах, вот как ты  заговорил,
ты теперь за брата заступаешься,  вражина!  Значит,  тебе  враг,  вредитель,
шпион, диверсант дороже советской власти, да?!  Да  разве  органы  зря  кого
забирают? А ты знаешь, где ты находишься?  Контрреволюционер!  Антисоветчик!
Японская морда! Встать! Марш в коридор! Посиди подумай!" Вот и весь разговор
со мной. А что я сделал? Кому я что перешел? Что ж, неужели все это  правда,
что он творит, а? Ты умный, скажи.
     Он говорил теперь тихо,  печально  разводя  руками.  Я  ему  ничего  не
ответил. Он постоял, подумал, помолчал и вздохнул.
     -  Думаю-думаю  и  ничего  придумать  не  могу,  какой  враг  все   это
устраивает, на что он людей толкает? Зачем все это ему? Вот  и  ты  боишься!
Стоишь молчишь. Ну хорошо, не надо. - Он посмотрел на племянницу. - Водку-то
захватила или опять тетя Маня не дала? - спросил он хмуро.
     - Захватила, - ответила племянница, -  два  поллитра  даже,  да  вот  и
они...
     - О, - сразу встрепенулся бригадир, - неужто два? А закуску?
     - Взяла колбасы да полбуханки...
     - Вот это чисто! - сказал бригадир. - Это ты чисто одумала.  Это  прямо
можно сказать, что молодец девка!  В  самый,  самый  цвет  мне  попала.  Эх,
напьюсь! А стаканы есть? Ну-ну! - И  он  восхищенно  развел  руками.  -  Вот
какому-то счастливому жена будет...  Ну,  тогда  садись  с  нами.  Садись...
Сейчас мы это дело воспроизведем в большом  масштабе.  Садись,  что  стоишь?
Сдвинь змея к чертовой матери и садись. Дашка, давай  приготовляй  все.  Ну,
как ты думаешь, - обратился он ко мне, - возьмут меня или нет?
     - Да за что же? - сказал я. - Теперь все в порядке, ты ничего не  врал.
Доказательство налицо - вот он, удав-то! Завтра стащим его в город, и все.
     - А я, брат, где? Я тоже вот он! - усмехнулся  Потапов.  -  Заберет  он
меня - и следа не найдешь. Ну, ладно, что там говорить, все равно идти надо.

     Куда мы шли? Зачем мы шли? Кому мы несли этого дохлого змея, и не удава
даже, а самого обыкновенного туркменского полоза - никто из  нас  ничего  на
это ответить не мог. В общем, шли в город "являться",  как  сказал  Потапов.
Солнце палило вовсю. Шоссе разогрелось так, что в нем отпечатывались  следы.
Пахло резиной и асфальтом. Это в августе в горах Алатау! Я был  уверен,  что